Крейсера пр. 26 и 26-бис. Часть 3. Зенитное и вспомогательное вооружение, бронирование и силовая установка.

Крейсер пр. 26 «Ворошилов» в Батуми, 1944 год

Мы продолжаем наш рассказ о «Двадцать шестых». Сегодня речь пойдет о зенитном и вспомогательном вооружении, схеме бронирования и энергетической установке крейсеров.

Зенитное вооружение.

Зенитный калибр дальнего боя (ЗКДБ) представляли шесть одноорудийных 100-мм пушек Б-34. Надо сказать, что КБ завода «Большевик», проектируя данную артсистему в 1936 г., «размахнулось» очень широко. В то время как, например, британское 102-мм орудие QF Mark XVI, разработанное двумя годами раньше, разгоняло 15,88-кг снаряд до скорости 811 м/с, советская Б-34 должна была стрелять 15,6-кг снарядом с начальной скоростью в 900 м/с. Это должно было дать нашей пушке рекордные дальность стрельбы 22 км и потолок 15 км, но, с другой стороны, увеличивало ее вес и импульс отката. Поэтому совершенно логично предполагалось, что вручную такая установка нормально наводиться не сможет: скорость вертикальной и горизонтальной наводки будет ниже низкого, и комендоры не будут успевать прицеливаться в летящие самолеты. Соответственно, наведение орудия на цель должны были осуществлять электроприводы (синхронная силовая передача или СССП), которые по проекту обеспечивали скорость вертикального наведения в 20 град/с и горизонтального наведения — 25 град/с. Это превосходные показатели, и будь они достигнуты… но СССП для Б-34 до войны так и не была разработана, а без нее скорости вертикального и горизонтального наведения не достигали и 7 град./с (хотя по проекту на ручном управлении должны были составить 12 град./с). Для зенитки это крайне мало. Можно лишь напомнить, что итальянцы свою зенитную «спарку», 100-мм «Минизини» с ее вертикальной и горизонтальной скоростью в 10 град./сек, в предвоеные и военные годы не считали за сколько-то опасное для вражеских самолетов орудие и при всяком случае стремились заменить эти установки 37-мм автоматами.

Мизерная скорость наводки лишала Б-34 всякой зенитной ценности, но отсутствие СССП — всего лишь один из многочисленных недостатков этого орудия. Идея пневматического досылателя снарядов, способного заряжать орудие при любом угле возвышения, была великолепна, и, наверное, могла обеспечить проектную скорострельность в 15 выстр./мин., но существующий досылатель со своей задачей не справлялся, так что приходилось заряжать вручную. При этом на углах наводки, близких к предельному, снаряд самопроизвольно вываливался из казенника… зато, если все же удавалось выстрелить, затвор далеко не всегда открывался автоматически, так что открывать его также приходилось вручную. Окончательно убивала Б-34 как зенитную пушку отвратительная работа установщика взрывателей. Как известно, на тот момент никаких радиолокационных взрывателей еще не существовало, поэтому зенитные снаряды снабжались дистанционным взрывателем, срабатывавшим после того, как снаряд пролетит определенной расстояние. Для установки дистанционного взрывателя нужно было повернуть на определенное число градусов (соответствующее нужной дальности) специальное металлическое кольцо снаряда, для чего, собственно, и нужен был прибор под названием «установщик дистанций». Но, к сожалению, на Б-34 он работал из рук вон плохо, так что правильная дистанция могла быть выставлена только случайно.

Установка Б-34, спроектированная в 1936 г. и представленная на испытания в 1937 г. последовательно «успешно» провалила все испытания в 1937-39 г., а в 1940 г. все же принята на вооружение «с последующим устранением недостатков», но в том же 1940 г. с производства снята. Тем не менее, она попала на вооружение первых четырех советских крейсеров, и лишь тихоокеанские корабли были от нее избавлены, получив на вооружение 8 вполне адекватных одноорудийных 85-мм зенитных установок 90-К («Калинин» вступил в строй с восемью 76-мм установками 34-К). Не то чтобы 90-К или 34-К являли собой вершину зенитной артиллерии, но, по крайней мере, стрелять по самолетам (и иногда даже попадать) из них было вполне возможно.

Зенитные «автоматы» по проекту были представлены одноорудийными полуавтоматическими 45-мм установками 21-К. История появления этого орудия также весьма драматична. Морские силы РККА отлично понимали необходимость малокалиберных скорострельных автоматов для флота и очень рассчитывали на приобретенные в 1930 г. 20-мм и 37-мм автоматы германской фирмы «Рейнметалл», опытные образцы которых вместе с документацией на их изготовление были переданы заводу №8, в котором, согласно тогдашним планам, собирались сконцентрировать производство зенитных артсистем для флота и для армии. Однако за три года работы так и не удалось изготовить ни одного действующего 20-мм автомата (2-К) или 37-мм автомата (4-К).

Многие авторы (в т.ч. А.Б. Широкорад) обвиняют в этом неуспехе КБ завода. Но справедливости ради нужно сказать, что и в самой Германии эти 20-мм и 37-мм автоматы так и не были доведены до ума. Более того, даже на начало Второй мировой войны, когда фирма «Рейнметалл» была крупнейшим поставщиком автоматов этого калибра для германского флота, никто не назвал бы ее продукцию удачной.

А в СССР, измучившись с попытками довести недоводимое и понимая, что хоть в какой-то мелкокалиберной артсистеме флот нуждается, причем срочно, предложили установить на зенитный станок противотанковую 45-мм пушку 19-К. Так и родилась 21-К. Установка получилась вполне надежной, но имела два принципиальных недостатка: 45-мм снаряд не имел дистанционного взрывателя, так что вражеский самолет мог быть сбит только прямым попаданием, но отсутствие режима автоматического огня оставляло такому попаданию минимум шансов.

Вероятно, наилучшим образом отвечали своему назначению лишь 12,7-мм пулеметы ДШК, но проблема заключалась в том, что даже 20-мм «Эрликоны» в общей ПВО кораблей считались чем-то вроде оружия последнего шанса: энергетика 20-мм снаряда все же была невысока для серьезного боя с воздушным противником. Что уж говорить о куда более слабом 12,7-мм патроне!

Как ни печально это констатировать, но на момент вступления в строй ПВО крейсеров проекта 26 и первой пары 26-бис представляла собой весьма условную величину. Ситуация несколько выправилась с появлением 37-мм автоматов 70-К, представлявших собой несколько ухудшенную версию знаменитой шведской 40-мм зенитки «Бофорс», и можно только пожалеть о том, как была упущена возможность наладить производство для флота лучшей малокалиберной зенитки тех лет. СССР приобрел 40-мм «Бофорс» и использовал его для создания сухопутного 37-мм автомата 61-К. Одной из причин того, что шведский автомат не был принят на вооружение в своем первоначальном виде, являлось желание сэкономить на производстве снарядов, уменьшив их калибр на 3 мм. С учетом гигантской потребности армии в подобных артсистемах такие соображения можно признать обоснованными. Но для флота, которому требовалось значительно меньшее количество таких автоматов, а вот стоимость защищаемых ими кораблей была колоссальной, куда разумнее было бы поставлять более мощные «Бофорсы».

К сожалению, вместо этого было принято решение делать зенитный автомат для флота на основе сухопутного 61-К. Впрочем, неудачным 70-К назвать было нельзя. Невзирая на отдельные недостатки, он вполне отвечал требованиям ПВО тех времен, и уже во время войны, в ходе модернизаций корабли проектов 26 и 26-бис получили от 10 до 19 таких автоматов.

Вспомогательное вооружение.

Все крейсера, за исключением «Молотова, оснащались двумя трехтрубными 533-мм торпедными аппаратами 39-Ю, а вот «Молотов» получил более совершенные 1-Н, разработанные в 1938-1939 гг. 1-Н отличался чуть большим весом (12 тонн против 11,2 т 39-Ю) и в полтора раза большей скоростью выхода торпеды из аппарата. Все торпедные аппараты имели индивидуальные прицельные приспособления (размещавшиеся на средней трубе), но могли наводиться приборами центральной полуавтоматической наводки.

В целом же, можно охарактеризовать торпедное вооружение советских крейсеров, как полностью соответствующее их задачам. В отличие от, скажем, японских тяжелых крейсеров, советским кораблям никто не вменял в обязанность атаковать торпедами вражеские крейсера и линкоры. Корабли проектов 26 и 26-бис должны были топить торпедами вражеские транспорты после уничтожения непосредственного охранения конвоя в ходе коротких вылазок на коммуникации противника, а для этого шести 533-мм торпед, «крепких середнячков», в мировой торпедной иерархии при наличии достаточно качественных приборов управления стрельбой вполне хватало. Первоначально предполагалось ставить на советские крейсера еще по 6 торпед запасных, но потом отказались, и это было правильным решением: концепция применения отечественных крейсеров не подразумевала долгих пауз между атаками, а перезарядка торпед в море представляла собой весьма нетривиальную задачу. В общем, теоретические выгоды от увеличения боекомплекта никак не компенсировали опасности хранения дополнительных торпед и дополнительного веса, как боеприпаса, так и средств его транспортировки.

Также крейсера располагали и противолодочным вооружением в составе 20 больших глубинных бомб ББ-1 (содержащих 135 кг ВВ) и 30 малых (25 кг), причем незадолго до начала войны (в 1940 г.) и те, и другие получили очень надежные взрыватели К-3, обеспечивающие подрыв бомбы на глубинах от 10 до 210 м.

А вот дальше мы имеем очередную загадку, коими полнится история первых отечественных крейсеров. Совершенно точно известно, что на кораблях проекта 26 и 26-бис не имелось шумопеленгаторных или гидроакустических станций, зато на них стояли станции звукоподводной связи (ЗПС) «Арктур» (по всей видимости – «Арктур-МУ-II»). При этом в некоторых источниках (например – «Советские крейсера Великой Отечественной» А. Чернышева и К. Кулагина») указывается, что данная станция: «не позволяла определить дистанцию до подводных лодок и имела малую дальность действия». С другой стороны, иные источники (А.А. Чернышев, «Крейсера типа «Максим Горький») утверждают, что данная ЗПС функцию шумопеленгаторной выполнять не могла. Кто прав? К сожалению, автор не нашел ответа на этот вопрос.

Безусловно, не дело легкого крейсера гоняться за подводной лодкой, для нее он не охотник, а добыча. Тем не менее, с учетом небольшой дальности торпедной стрельбы оснащение крейсера глубинными бомбами вполне обосновано – в ряде случаев, увидев рядом перископ, корабль, пользуясь своей немаленькой осадкой, мог пытаться таранить лодку (именно так погибла «U-29» знаменитого Отто Веддигена, раздавленная форштевнем линейного корабля «Дредноут»), а затем забросать ее глубинными бомбами. Поэтому наличие глубинных бомб на крейсере вполне обосновано, даже если никакой шумопеленгаторной/гидроакустической станции на нем нет.

Но с другой стороны, даже плохонькая аппаратура обнаружения подводных лодок может подсказать крейсеру, что на него вот-вот выйдут в атаку, и тем самым позволит ему избежать гибели. Слов нет, конечно, лучше иметь мощную ГАС, первоклассные шумопеленгаторы, но все это – дополнительный вес, который у легкого крейсера и так (извиняюсь за тавтологию) на вес золота. Но для советских легких крейсеров, как известно, ставилась задача взаимодействия с подводными лодками, поэтому наличие на нем ЗПС «Арктур» более чем обосновано.

В то же время, звукоподводная связь построена именно на звуковых колебаниях, таким образом, приемник ЗПС, во всяком случае, должен улавливать некие подводные шумы. С учетом вышесказанного, сложно представить, что ЗПС не в состоянии выполнять роль простенького шумопеленгатора. Тем не менее, исключать этого нельзя.

Противоминное вооружение крейсеров проекта 26 и 26-бис было представлено параванами К-1. Некоторые авторы отмечают недостаточную эффективность их действия, но об этом не так-то легко судить. Так, 29 ноября 1942 г крейсер «Ворошилов» подорвался на двух минах, но произошло это на скорости 12 узлов (первый подрыв) и ниже (второй подрыв), в то время, как параваны рассчитывались на эффективную работу при скорости корабля — 14-22 узла. И, несмотря на «нештатные» условия работы, параваны предохранили борта крейсера от касания минами – обе взорвались, хотя и неподалеку, но все же не у борта, отчего повреждения, хотя и были серьезными, не создавали угрозы гибели крейсера. Еще один подрыв произошел у крейсера «Максим Горький», причем его носовая часть оказалась оторванной, но и здесь не все ясно. 23 июня 1941 г крейсер вошел на минное поле в сопровождении трех эсминцев, двигаясь на скорости 22 узлов, и вскоре шедший в 8 кбт впереди крейсера эсминец «Гневный» подорвался на мине, потеряв носовую часть. После этого «Максим Горький» развернулся и лег на обратный курс, но спустя краткое время прогремел взрыв. На какой скорости крейсер налетел на мину – не сообщается.

Кроме параванов, все крейсера были оборудованы размагничивающими устройствами, установленными уже после начала войны, причем, судя по имеющимся данным, их эффективность не подлежит сомнению – тот же «Киров» неоднократно оказывался в районах, где иные суда, не имевшие системы размагничивания, подрывались на донных минах. «Киров» же подорвался лишь тогда, когда его размагничивающее устройство оказалось выключено.

Авиационное вооружение по проекту было представлено катапультой и двумя самолетами-корректировщиками, которые должны были выполнять также и разведывательные функции. Корабли проекта 26 получили по два самолета КОР-1, несмотря на то, что данные самолеты, в общем-то, провалили испытания. Невзирая на более-менее приличные летные характеристики, гидросамолеты продемонстрировали крайне низкую мореходность, но никаких иных тогда не имелось в наличии. Зато крейсера проекта 26-бис получили новейшие КОР-2, правда, уже в ходе войны.

КОР-2 на катапульте крейсера «Молотов»

С катапультами крейсеров получился полный разнобой – отечественные ЗК-1 не удалось произвести в срок, отчего крейсера проекта 26 получили катапульты К-12, приобретенные в Германии. По своим ТТХ они полностью соответствовали отечественным, но имели меньшую массу (21 т против 27). На первой паре крейсеров проекта 26-бис «Максим Горький» и «Молотов» установили отечественные ЗК-1, но в годы войны у «Молотова» ее заменили на более современную ЗК-1а, зато у балтийских крейсеров («Максим Горький» и «Киров») катапульты демонтировали для усиления зенитного вооружения. Тихоокеанские крейсера «Каганович» и «Калинин» при вводе в строй катапульт не получили, после войны на них были установлены ЗК-2б.

Встречавшееся и в ряде источников, и в сети мнение, о том, что авиационное вооружение крейсерам типа «Киров» и «Максим Горький» было не нужно, при всей логичности, автор все же не считает верным. Например, грамотная воздушная разведка и корректировка огня крейсера «Киров» при обстреле финской батареи на о. Руссарэ, каковой имел место 1 декабря 1939 г., вполне могла бы обеспечить подавление этой батареи 254-мм орудий, причем с недоступных для ее огня расстояний. Никакого иного способа для ее уничтожения у крейсера «Киров» просто не существовало. Также можно вспомнить о стрельбе черноморского крейсера «Ворошилов» 19 сентября 1941 г. по скоплениям немецко-фашистских войск в деревнях Алексеевка, Хорлы и Скадовск, расположенных на подступах к Перекопу. Тогда для ведения огня с дистанции 200 кбт (Алексеевка), 148 кбт (Хорлы) и 101 кбт (Скадовск) использовался самолет МБР-2, выполнявший роль корректировщика.

Наоборот, можно утверждать, что профессиональные экипажи самолетов-корректировщиков, в совершенстве знающие особенности стрельбы морской артиллерии и умеющие корректировать огонь, могли бы сыграть огромную роль при обстреле вражеских войск вне пределов прямой видимости. Что касается чисто морских операций, то авиакорректировка огня по движущейся цели крайне затруднена (хотя во время второй мировой были и такие случаи), зато полезность самолетов-разведчиков безусловна. Исчезновение с послевоенных крейсеров западных стран катапультной авиации связано с большим количеством авианосцев, которые способны были обеспечивать воздушную разведку лучше, чем гидросамолеты крейсеров.

Радиолокационное вооружение. При проектировании первых отечественных крейсеров его установка не планировалось по той причине, что в те годы СССР еще не занимался РЛС. Первая корабельная станция «Редут-К» была создана только в 1940 году, и проходила испытания на крейсере «Молотов», отчего последний и стал единственным советским крейсером, получившим РЛС до войны. Но в военные годы крейсера проектов 26 и 26-бис получили радиолокаторы самого различного назначения.

Крейсер «Молотов» в Севастополе. На этом фото, датирующимся 20-21 июня 1941 года, на топе грот-мачты отчетливо видна антенна РЛС обнаружения воздушных целей «Редут»

Бронирование.

Броневая защита советских крейсеров проектов 26 и 26-бис конструктивно была очень простой, особенно по сравнению с итальянскими крейсерами. Однако в данном случае «просто» вовсе не является синонимом «дурно».

Основой бронезащиты являлась протяженная цитадель, имевшая 121 метр длиной (64,5% длины корпуса) и прикрывающая котельные и машинные отделения, а также погреба боезапаса. Весьма впечатляющей (для крейсера) была высота бронепояса – 3,4 метра. У «Кирова» и «Ворошилова» цитадель представляла собой эдакую коробку, в которой стенки (бронепояс и траверзы) накрывала палубная броня, причем во всех местах толщина бронеплит была одной и той же – 50-мм. И ту же самую, 50-мм, защиту получили башни главного калибра и их барбеты. Кроме этого, бронировались также боевая рубка (150 мм), рулевое и румпельное отделение (20 мм), посты наводки торпедных аппаратов (14 мм), КДП (8 мм), стабилизированные посты наводки и щиты 100-мм орудий Б-34 (7 мм).

Крейсера проекта 26-бис имели абсолютно ту же схему бронирования, но при этом в некоторых местах броня стала толще – бронепояс, траверзы, лобовые плиты, крыши и барбеты 180-мм башен получили уже не 50-мм, а 70-мм броню, рулевое и румпельное отделения – 30 мм вместо 20 мм, в остальном толщины брони соответствовали крейсерам типа «Киров».

Схема бронирования крейсеров пр. 26 и 26-бис

Интересно сравнить системы бронирования отечественных крейсеров с их итальянским «предком». Первое, что бросается в глаза – защита «итальянца» намного сложнее. Но сделало ли это ее эффективнее? Посмотрим на возможные траектории поражения.

Схема бронирования итальянских легких крейсеров типа «Дука д’Аоста»

Возможные траектории поражения крейсеров

Траектории 1 и 2 – это падения авиабомб. Здесь у советского крейсера боеприпас встретит 50-мм бронепалуба, а вот у итальянских крейсеров – только 35-м и 30 мм соответственно. При этом столь важные отсеки, как котельные и машинные отделения и погреба боезапасов, у итальянцев прикрыты только 35 мм броней (траектория 1), а у крейсера проекта 26-бис – 50 мм. Ближе к бортам ситуация чуть лучше – хотя там палубная броня итальянцев уменьшается до 30 мм (траектория 2), но если бомба, пробив тонкую броню, взорвется в корпусе итальянского корабля, между ней и теми же котельными отделениями окажется 35 мм бронепереборка, а осколки, пошедшие вниз, встретят уложенные горизонтально 20 мм бронеплиты. Здесь у крейсера проекта 26-бис и «Эудженио ди Савойя» получается примерный паритет – отечественную бронепалубу сложнее пробить, но если бомба все же ее проломит, то последствия от взрыва внутри корпуса будут опаснее, чем у «итальянца», потому что внутренних бронепереборок у «Максима Горького» нет. Снаряд, попавший в итальянский крейсер по траектории 3, сперва встретит 20 мм бортовая броня и затем – 35 мм палубы, и тут «Эудженио ди Савойя» опять проигрывает советскому крейсеру — «Максим Горький» защищен здесь 18 мм сталью борта (хоть и не броневой) и 50 мм бронепалубой. Ситуация опять же выравнивается, если снаряд попадет в «Эудженио ди Савойя» в 30 мм палубу между главным бронепоясом и бронепереборкой – в этом случае, после пробоя 20 мм борта и 30 мм палубы снаряду придется еще преодолевать 35 мм вертикальной защиты, что в совокупности примерно эквивалентно 18 мм борту и 50 мм бронепалубе «Максима Горького».

А вот ниже итальянец защищен лучше – снаряд, попавший в его 70 мм бронепояс, даже в случае пробития, вынужден будет ломать 35 мм бронепереборку за ним, в то время как у советского крейсера за таким же 70 мм бронепоясом ничего нет (траектория 5 для итальянского и для советского крейсеров). Зато барбеты «Эудженио ди Савойя» защищены хуже – имея где 70 мм барбетной брони (траектория 6), где 60 мм (траектория 7) , где – 20 мм борт + 50 мм барбет (траектория 8), «итальянец» несколько слабее советского крейсера, где вражеские снаряды встретят 70 мм (траектории 6 и 7) и 18 мм обшивки + 70 мм барбета (траектория 8).

Башни… сложно сказать. С одной стороны, лобовая плита у итальянцев была толще (90 мм против 70 мм), но стенки и крыша имели только 30 мм против советских 50 мм. Не менее сложно сказать, насколько итальянцы были правы, «размазывая» броню по всей своей башенноподобной надстройке – да, они защитили ее всю противоосколочной броней, но боевая рубка имела только 100 мм против 150 мм советского крейсера.

Совершенно неясно, почему, потратив столько усилий на бронирование бортов, итальянцы не стали аналогично защищать траверзы, где ограничились всего лишь 50 мм броней (у советских крейсеров – 70 мм). Для легкого крейсера вести бой на отходе или догоняя противника столь же естественно, как для линкора стоять в линии. Еще одним недостатком итальянского крейсера стало отсутствие какой-либо защиты рулевого и румпельного отделений, но надо сказать, что и у «Максима Горького» с этим было не все в порядке – всего лишь 30 мм броня. Что особенно странно с учетом того, что советские крейсера по проекту имели некоторый дифферент на нос – увеличение толщины брони рулевого и румпельного до тех же 50 мм обеспечило бы им куда более серьезную защиту, водоизмещения добавило немного и при этом уменьшило бы дифферент на нос.

В целом же, можно констатировать, что в части вертикальной брони корпуса «Эудженио ди Савойя» несколько превосходил проект 26-бис, но в части бронирования артиллерии и горизонтальной защиты – уступает ему. При этом из-за слабых траверзов итальянский крейсер защищен хуже советского для боя на острых носовых и кормовых углах. Общий же уровень защиты кораблей можно считать сопоставимым.

Примечание. Читая отечественные источники, приходишь к выводу, что защита советских крейсеров была совершенно недостаточной, «картонной». Классическим примером является утверждение А.А. Чернышева, сделанное им в монографии «Крейсера типа «Максим Горький»: «По сравнению с большинством иностранных легких крейсеров, недостаточным было бронирование, хотя на кораблях проекта 26-бис его несколько усилили – по расчетам, оно обеспечивало защиту от 152-мм артиллерии в диапазоне 97-122 кбт (17,7-22,4 км), огонь же 203-мм орудий противника был опасен для наших крейсеров на всех дистанциях». Казалось бы, что тут можно возразить? Формулы бронепробиваемости известны давно и повсеместно, с ними не поспоришь. Но, если рассмотреть вопрос подробнее…

Любая формула бронепробиваемости, помимо калибра, оперирует также весом снаряда и его скоростью «на броне», т.е. в момент соприкосновения снаряда с броней. А эта скорость напрямую зависит от начальной скорости снаряда. Соответственно, результаты расчета «зон неуязвимости» или «зон свободного маневрирования» для любого корабля будут прямо зависеть от того, какую именно пушку взяли при расчете. Потому что совершенно очевидно, что бронепробиваемость германской SK C/34, выстреливающей 122 кг снаряд с начальной скоростью 925 м/с, будет существенно отличаться от американской Mark 9, отправляющей в полет 118 кг снаряд со скоростью 853 м/с.

Конечно, разумнее всего было бы при расчетах бронепробиваемости ориентироваться на пушки своих вероятных противников, но тут возникает целый ряд проблем. Во-первых, потенциальных неприятелей всегда несколько, и у них разные пушки. Во-вторых, обычно страны не распространяются о ТТХ своих орудий. Например, сравнивая возможности артиллерии линкоров-дредноутов типа «Императрица Мария» и дредноутов, которые строились для турок в Англии, отечественные разработчики изрядно ошиблись в качествах британских 343-мм пушек. Они считали, что бронебойный снаряд такой пушки будет весить 567 кг, в то время как фактически английский снаряд весил 635 кг. Поэтому очень часто при расчетах бронепробиваемости страны использовали либо данные собственных орудий нужного калибра, либо же некоего представления о том, какие пушки будут находиться на вооружении иных стран. А потому расчеты зон неуязвимости без указания ТТХ орудия, под которое они были рассчитаны, ничем не поможет читателю, желающему разобраться в стойкости защиты того или иного корабля.

И вот простой пример. Отечественные разработчики для своих расчетов приняли столь мощное 152-мм орудие, что оно могло пробить 70 мм бронепояс советского крейсера на всех дистанциях, вплоть до 97 кбт или почти 18 км (неясно, почему А.А. Чернышев пишет о 17,7 км. 97 кбт х 185,2 м = 17 964,4 м). А вот итальянцы, рассчитывая зоны неуязвимости для своих крейсеров, пришли к выводу о том, что внешний 70 мм бронепояс «Эудженио ди Савойя» защищает, уже начиная с 75,6 кбт (14 км). И более того – по мнению итальянцев, на дистанции в 14 км 70 мм бронепояс мог быть пробит только при попадании снаряда под углом 0, т.е. совершенно перпендикулярно к плите, что практически невозможно (на такой дистанции снаряд падает под определенным углом, так что должна быть очень сильная качка, способная «развернуть» бронепояс перпендикулярно его траектории). Более-менее надежно бронепояс «Эудженио ди Савойя» начинал пробиваться только (примерно) на 65 кбт (12 км), где 152-мм снаряд мог пробивать такую броню под углом 28 град к нормали. Но это, опять же, в некой дуэльной ситуации, когда корабли воюют как линкоры, развернувшись бортом друг к другу, а вот в случае, если, например, драка идет на курсовом угле 45 градусов, то для поражения 70 мм бронеплиты, согласно итальянским расчетам, следовало сближаться менее чем на 48 кбт (менее 9 км).

Откуда такая разница в расчетах? Можно предположить, что советские разработчики, тяготея к сверхмощным орудиям, полагали, что на Западе пушки ничуть не хуже, и рассчитывали бронепробиваемость, исходя из совершенно монструозных масс снарядов и их начальных скоростей для 152-мм орудия. В то же время итальянцы, скорее всего, ориентировались на фактические данные собственных шестидюймовок.

Интересно и то, что, согласно итальянским расчетам, 203-мм снаряд пробивал 70 мм бронепояс и стоящую за ним 35 мм переборку «Эудженио ди Савойя» при отклонении снаряда от нормали в 26 град уже с дистанции почти 107 кбт (20 000 м). Конечно, советское 180-мм орудие Б-1-П имело несколько меньшую бронепробиваемость, однако вполне можно утверждать, что на дистанции в 14-15 км вертикальная защита итальянского крейсера будет вполне проницаемой для отечественных 97,5 кг снарядов. И вот тут мы и подходим к пониманию ценности 180-мм артиллерии для легкого крейсера – в то время как «Максим Горький» на дистанции 75-80 кбт (т.е. дистанции решительного боя, на котором следует ожидать достаточно высокого процента попаданий) будет чувствовать себя практически неуязвимым, потому что ни его борт, ни палуба, ни барбеты не могут быть пробиты 152-мм итальянским снарядами, более крупный «Эудженио ди Савойя» (стандартное водоизмещение 8 750 т против 8 177 т «Максима Горького») не имеет никакой защиты от 180-мм снарядов советского крейсера.

Если же вспомнить, что и скорости крейсеров, в общем, сопоставимы, то итальянский крейсер не будет иметь возможности навязать выгодные для него дистанции боя, а попытки бежать, или же наоборот сближаться с советским крейсером приведут лишь к тому, что «итальянец» подставит под огонь свои совершенно «картонные» для 180-мм орудий траверзы.

Насколько верны итальянские расчеты бронепробиваемости? Сказать довольно сложно, но косвенным подтверждением того, что верны именно итальянские, а не советские расчеты, стал бой германского карманного линкора «Адмирал граф Шпее» у Ла-Платы. В нем английские шестидюймовые полубронебойные снаряды СРВС (Common Pointed, Ballistic Cap — полубронебойный с легким наконечником для улучшения баллистики) трижды поражали боковые 75-80 мм плиты германских башен главного калибра (причем два попадания достигнуты с дистанции порядка 54 кбт), но германская броня пробита не была. А вот 203-мм пушки «Эксетера» продемонстрировали очень высокую бронепробиваемость – аналогичный по конструкции полубронебойный британский снаряд пробил 100 мм бронеплиту германского рейдера и стальную 40 мм переборку за ним с дистанции порядка 80 кбт. И это говорит о высоком качестве британских СРВС снарядов и их способности пробивать броню.

Что до надежности горизонтальной защиты, то можно смело утверждать, что 30 мм бронирования было недостаточно. Известно, что 250 кг бомбы пробивали 30 мм палубную броню крейсеров типа «Адмирал Хиппер» с разрывом под бронепалубой, а падение такой бомбы с высоты в 800 м на 20 мм скос крейсера «Ворошилов» (и взрыв на броне) привели к образованию дыры в броне площадью в 2,5 кв.м. В то же время, 50 мм палубная броня крейсера «Киров» защитила корабль от прямого попадания 5 авиабомб. Одна из них, угодив в палубу полубака, взорвалась в каюте начсостава, вторая, также грянув в полубак, ударилась о бронепалубу, но не взорвалась – это произошло во время авианалета 23 сентября 1941 г. Еще три авиабомбы поразили корабль в кормовую надстройку 24 апреля 1942 г., причем крейсер очень тяжело пострадал – загорелись поданные к орудиям боеприпасы, их выбрасывали за борт, но 100-мм и 37-мм снаряды взрывались, причем, иногда в руках матросов. Тем не менее, палуба пробита не была. К сожалению, сейчас невозможно достоверно установить калибр авиабомб, попавших в крейсер. О тех, что попали в полубак, нет вообще никаких сведений, зато по тем, что вызвали сильные разрушения в корме, в различных источниках указывается масса и 50 и 100 и 250 кг. Установить истину здесь уже вряд ли возможно, но следует помнить, что для немцев типовыми являлись авиабомбы весом в 50 кг и 250 кг. При этом те же три попадания в корму крейсера «Киров» достигнуты не в результате случайного налета, а в ходе целенаправленной операции по уничтожению крупных кораблей Балтфлота – крайне сомнительно, чтобы самолеты для атаки подобных целей были оснащены всего лишь 50 кг боеприпасами. С другой стороны, совсем исключать этого нельзя – возможно, часть самолетов оснащалась 50 кг бомбами для подавления позиций сухопутной зенитной артиллерии.

Энергетическая установка.

Все крейсера проекта 26 и 26-бис имели двухвальные котлотурбинные установки, состоявшие из двух главных турбозубчатых агрегатов (ГТЗА) и шести мощных котлов, расположенные в средней части корпуса по одной и той же схеме (от носа в корму):

• Три котельных отсека (по одному котлу в каждом),
• Машинное отделение (ГТЗА на гребной вал правого борта),
• Еще три котельных отсека,
• Машинное отделение (ГТЗА на гребной вал левого борта).

На головном крейсере «Киров» была установлена энергетическая установка итальянского производства, на всех последующих крейсерах – отечественные под названием ТВ-7, представляющие собой итальянские установки с некоторой модернизацией. Номинальная мощность одного ГТЗА должна была составить 55 000 л.с., на форсаже — 63 250 л.с. – т.е. крейсер с двумя ГТЗА имел 110 000 л.с. номинальной мощности машин и 126 500 л.с. при форсировании котлов. Обращает на себя внимание тот факт, что итальянская ходовая «Кирова» смогла развить только 113 500 л.с., в то время как отечественные ТВ-7 показывали и 126 900 л.с. («Калинин»), и 129 750 л.с («Максим Горький») при том, что отечественные котлы оказались даже экономичнее итальянских.

Интересно, что итальянские крейсера, будучи более крупными, показали все же большую скорость на сдаточных испытаниях, нежели советские. Но это, скорее, упрек итальянским кораблестроителям, нежели их заслуга. Тот же крейсер «Киров», развив на испытаниях при мощности в 113 500 л.с. скорость в 35,94 узла, вышел на мерную линию в «честном» водоизмещении 8 742 т, в то время как его нормальное водоизмещение (даже с учетом строительной перегрузки) должно было составить 8590 тонн. А итальянцы выводили свои корабли на мерную линию просто феерически переоблегченными, не просто почти без топлива, но и с множеством не установленных еще механизмов. Например, тот же «Раймондо Монтекукколи» при нормальном водоизмещении в 8 875 тонн вышел на испытания, имея всего лишь 7 020 тонн, т.е. на 1855 легче, чем ему было положено! Ну и, конечно, развил 38,72 уз на 126 099 л.с., чего ж тут не развить-то?

Надо сказать, что и в итальянском, и в советском флотах данная энергетическая установка зарекомендовала себя с самой лучшей стороны. Как правило, и за редчайшим исключением, в повседневной эксплуатации корабли не могут показывать скорости, продемонстрированной ими на мерной миле, обычно она на узел-два ниже. Например, те же самые американские «Айовы», имея по справочнику 33 уз, обычно ходили не более 30-31 уз. Это понятно и объяснимо – скорость полного хода по книжке обычно рассчитана на проектное нормальное водоизмещение, и испытания стараются производить, разгрузив корабли до расчетного веса. Но в повседневной жизни корабли «живут» перегруженными (тут и строительная перегрузка, и вес оборудования, полученного в ходе модернизаций), к тому же, стараются иметь при себе топлива отнюдь не 50% от максимального (как положено при нормальном водоизмещении), а побольше.

В отличие от предыдущих «Кондотьери», на испытаниях, дававших под 40 и за 40 узлов, но в повседневной эксплуатации едва способных развить 30-32 узла, корабли типов «Раймондо Монтекукколи» и «Дука д’Аоста» в ходе войны могли уверенно держать 33-34 узла, став тем самым одними из самых быстроходных итальянских легких крейсеров – не на словах, а на деле. И то же самое можно сказать о советских крейсерах.

Несмотря на то, что в некоторых источниках почему-то утверждается, что «Молотов» в боевой обстановке не мог развивать свыше 28 узлов, тот же А.А. Чернышев сообщает, что в декабре 1941 г для доставки в Севастополь 386-ой стрелковой дивизии на крейсер было погружено 15 вагонов боеприпасов (это уже порядка 900 т «лишнего» веса), пушки и минометы (в неустановленном количестве), а также 1200 человек личного состава дивизии. Крейсер снялся с якоря и пошел к Севастополю, при этом «на переходе скорость достигла 32 узлов». И это притом, что во время этого перехода корабль явно не форсировал механизмы – зачем бы ему это делать?

Кроме этого, немало и других случаев – например, после обстрела немецких войск у Перекопа в сентябре 1941 г. крейсер «Ворошилов» возвращался в базу со скоростью в 32 узла. Так откуда же тогда возникли 28 узлов для «Молотова»? Единственное, что приходит на ум: в ночь с 21 на 22 января 1942 г. на стоящий у пирса «Молотов» обрушился сильнейший норд-ост (т.н. бора), в результате которого крейсер сильно било о мол, чем нанесло его корпусу существенные повреждения. Почти все они были исправлены силами ремонтного завода в Туапсе, но в силу нехватки мощностей нельзя было исправить погнутый форштевень, что и вызвало потерю скорости на 2-3 узла. Правда, впоследствии форштевень отремонтировали, но на какое-то время крейсер получил ограничения по скорости. Кроме этого, с «Молотовым» случилась и еще одна «неприятность» — его корма была оторвана торпедой, новую строить было некогда, поэтому кораблю «приставили» корму от недостроенного крейсера «Фрунзе». Но, разумеется, обводы новой кормы отличались от теоретического чертежа крейсеров проекта 26-бис, что также могло повлиять на скорость полного хода «Молотова». Опять же, А.А. Чернышев указывает на то, что по результатам испытаний «новоокормленный» крейсер не имел потери скорости хода (но, увы, не указывает, какую именно скорость корабль продемонстрировал на испытаниях).

Впоследствии ГТЗА ТВ-7 (хотя бы и с некоторыми доработками и модернизациями) устанавливались на крейсера проекта 68 «Чапаев» и 68-бис «Свердлов», где также продемонстрировали выдающиеся мощность и надежность в эксплуатации.

Но было у итальяно-советских энергетических установок и еще одно чрезвычайно важное достоинство…

В завершении технической части описания крейсеров проекта 26 и 26-бис следует сказать пару слов о конструктивной защите корпуса от подводных повреждений. Надо сказать, что легкие крейсера никогда не могли похвастаться должным уровнем защищенности: этому препятствует сама идея быстроходного корабля умеренного водоизмещения. Легкий крейсер имеет большую длину, но относительно малую ширину, а его машины должны быть весьма мощны, чтобы обеспечивать превосходную скорость.

В конце 20-х — начале 30-х годов водоизмещение легких крейсеров «подросло» по сравнению с представителями их класса Первой мировой войны, им требовались более мощные энергетические установки, чем раньше. И если те же британские крейсера раньше вполне обходились парой турбинных агрегатов, работавших на два вала, то теперь на них стали устанавливать по 4 машины, приводивших в движение 4 винта. Последствия не заставили себя ждать – даже разбивая машинное отделение на два отсека, в каждом из них все равно приходилось ставить по две машины. Разумеется, ни на какое ПТЗ места уже не оставалось, фактически отсеки многих крейсеров прикрывало только двойное дно.

Разумеется, были и исключения из правил, например – знаменитый французский тяжелый крейсер «Альжери», броневая и конструкционная защита которого считается образцовой. Достаточно вспомнить, что глубина противоторпедной защиты этого крейсера доходила до 5 метров, такой защитой могли похвастаться не все линкоры. Но на «Альжери» подобный результат был достигнут благодаря очень невысокой для крейсера скорости (по проекту – всего 31 узел), и к тому же следует иметь ввиду, что французская кораблестроительная школа отличалась уникальным качеством теоретических чертежей для своих кораблей, в этом с французами не мог спорить никто в мире, и это обеспечивало им максимум скорости при минимуме мощности машин.

Итальянцы построили немало четырехвальных крейсеров, но на своих «Кондотьери» они изначально планировали ставить двухвальные энергетические установки, что потребовало очень мощные турбинные агрегаты. С энергетическими установками крейсеров типа «Альберико да Барбиано» и следующих за ними «Луиджи Кадорна» получилось не очень хорошо, но зато итальянцы приобрели необходимый опыт, так что турбины и котлы для последующих серий «Раймондо Монтекукколи» и «Эудженио ди Савойя» оказались не только мощными, но и вполне надежными. Необходимость всего лишь двух турбинных агрегатов (и по три котла на каждого) позволила расположить их «рядком», при этом расстояние от котлов и машин до бортов оказывалось достаточно большим, чтобы… Как ни крути, но серьезной ПТЗ в габаритах легкого крейсера создать невозможно. Все эти противоторпедные (в том числе – бронированные) переборки… даже на линкоре «Ямато» срабатывали через раз. Вспомнить хотя бы ПТЗ линкора «Принс оф Уэллс» — весьма крепкую конструкцию попросту вбило вглубь корпуса, отчего отсеки, которые она призвана была защищать, все равно затопило.

Создатели проекта 26 и 26-бис пошли по другому пути – проектировали крейсер так, чтобы в районе бортов оказалось большое количество небольших по объему отсеков. При этом крейсер по длине был разделен на 19 водонепроницаемых отсеков, причем водонепроницаемые переборки ниже броневой палубы делались сплошными, не имея никаких дверей либо горловин. Подобная защита не была, конечно, столь же эффективна как ПТЗ американского типа, но она все же могла существенно ограничить затопление корабля и, вероятно, могла считаться оптимальной для легкого крейсера.

Схема деления на отсеки по миделю крейсеров пр. 26-бис

Кроме этого, советские крейсера получили качественный и крепкий корпус смешанной системы набора, с особым усилением мест, где продольный набор сменялся поперечным. Все это в совокупности обеспечило крейсера проекта 26 и 26-бис отличной мореходностью и весьма неплохой живучестью. Крейсер «Киров» без проблем держал 24 узла против волны в 10-бальный шторм, «Петропавловск» (бывший «Лазарь Каганович») прошел тайфун в Охотском море. Крейсера теряли нос («Максим Горький») и корму («Молотов») но, тем не менее, возвращались в базы. Конечно, аналогичные ситуации происходили и с кораблями других стран (например, тяжелый крейсер «Нью Орлеан»), но это говорит, как минимум, о том, что наши корабли были не хуже. И, конечно, самой впечатляющей демонстрацией живучести отечественных крейсеров стал подрыв «Кирова» на германской донной мине TMC, когда под носовой частью советского корабля детонировало взрывчатое вещество в количестве, эквивалентном 910 кг тротила.

В тот день — 17 октября 1945 г. «Киров» получил страшный удар, еще более опасный, потому что крейсер не был укомплектован экипажем по штату. Причем некомплект касался как офицеров – отсутствовали старпом, командиры БЧ-5, дивизиона движения, котельной электротехнической и турбомоторной групп, так и младшего комсостава и матросов (та же БЧ-5 была укомплектована на 41,5%). Тем не менее, крейсеру удалось выжить – несмотря на то, что было затоплено 9 смежных отсеков, хотя по первоначальным расчетам непотопляемость обеспечивалась лишь при затоплении трех.

В целом же можно констатировать, что мореходность и живучесть крейсеров типа «Киров» и «Максим Горький» находилась вполне на уровне лучших иностранных кораблей соответствующего водоизмещения.

Итак, что же советские моряки получили за корабли? Советские крейсера проектов 26 и 26-бис оказались довольно крепкими, быстроходными, хорошо защищенными от воздействия 152-мм снарядов (хотя это, пожалуй, относится только к крейсерам 26-бис). Они оснащались вполне адекватным главным калибром, превосходящим по мощности 152-мм артиллерию легких крейсеров, но несколько уступающим 203-мм пушкам их тяжелых собратьев. Приборы управления стрельбой кораблей проектов 26 и 26-бис были весьма совершенными и одними из лучших среди прочих крейсеров мира. Единственным по настоящему серьезным недостатком советских кораблей представляется их зенитная артиллерия, причем не столько в части ПУС (там-то все было нормально), сколько в качестве самих артиллерийских систем.

Насколько хорошо они могли проявить себя в бою с иностранными «одноклассниками»?

Крейсер пр. 26-бис «Лазарь Каганович»

Интересно? Об этом в следующей части. Впереди — самое интересное. Будьте с нами!

Publication author

не в сети 5 лет

CommanderAM

Комментарии: 562Публикации: 58Регистрация: 07-11-2016