Линейные корабли типа «Севастополь». Часть третья. Мифы. Заключение.

Всем Доброго дня!

Мы завершаем наш цикл статей о первых российских дредноутах. Сегодня мы поговорим о некоторых мифах, связанных с конструкцией и эксплуатацией этих кораблей, и необходимости их постройки вообще.

О мореходности.

Из книг в статьи и обратно переходит мнение: «Севастополи отличались отвратительной мореходностью и были решительно негодны для действий на морских просторах».

С одной стороны, рассуждая чисто теоретически, с подобным утверждением сложно не согласиться. Действительно, высота надводного борта (по проекту 6 метров) в носу не превосходила 5,4-5,7 метра, и это было немного. Кроме того, носовые обводы корпуса были слишком остры (для получения высокой скорости хода) и не обеспечивали в теории хорошей всходимости на волну. А это приводило к тому, что первую башню захлестывала вода.

Но вот в чем дело — обо всем этом источники пишут более чем обтекаемо. «Даже в условиях Финского залива при незначительном для столь крупных кораблей волнении их носовая оконечность зарывалась в воду вплоть до первой башни…»

Вот и попробуй догадаться — «незначительном для столь крупных кораблей» — это сколько?

Получается интересно — о низкой мореходности много говорят, но нет никакой конкретики о том, насколько плохой она была. Самый главный вопрос — при каком балле волнения по шкале Бофорта линкоры типа «Севастополь» уже не смогли бы вести бой? (Примечание: автор в курсе, что шкала Бофорта регламентирует отнюдь не волнение, а силу ветра, но мы в такие дебри не полезем, к тому же, как ни крути, определенная взаимосвязь между силой ветра и волнением в открытом море есть.) Ответа на этот вопрос я разыскать так и не смог. Ну не принимать же всерьез информацию о том, что «на небольшом для столь крупного корабля волнении оптику его башни забрызгало»! И вот почему.

Во-первых, оптика в башне — штука важная, но в бою основным способом применения пушек было и остается централизованное управление артиллерийским огнем, при котором башенная оптика суть вторична. А если централизованное управление разбито, и башням дана команда воевать самостоятельно, то, скорее всего, и сам корабль уже вряд ли способен выдавать полный ход, при котором его оптику будет захлестывать.

Во-вторых, возьмем германский линейный крейсер «Дерфлингер». В носу высота его надводного борта превышает 7 метров, что существенно больше, чем у русского линкора, но его корма возвышалась всего на 4,2 метра над уровнем моря. Причем тут его корма, скажете вы, он ведь не кормой вперед в бой ходил? Это, безусловно, так. Однако мне попадались данные о том, что на полном ходу его корма, по барбет кормовой башни включительно, уходила под воду. Сложно поверить, правда? Но в книге В.Б. Муженикова «Линейные крейсера Германии» есть очаровательная фотография линейного крейсера на полном ходу. При этом автору не встречалась информация о том, что у «Дерфлингера» были какие-то проблемы с применением орудий, связанные с мореходностью.

Наконец, третье. Уже после Первой мировой войны и в преддверии Второй англичане весьма неосмотрительно потребовали обеспечить огонь 356-мм пушек новейших линкоров типа «Кинг Джордж V» прямо по курсу. Поэтому нос линкора не получил ни полубака, ни подъема, что отрицательно сказалось на мореходности корабля. В знаменитом бою против германского линкора «Бисмарк» английским комендорам носовой башни «Принс оф Уэлс» пришлось воевать, находясь по колено в воде — захлестывало прямо через амбразуры башен. Вполне допускаю, что оптику при этом забрызгало тоже. Но англичане воевали, и попадали, и нанесли врагу повреждения, хотя британский линкор, не прошедший полного курса боевой подготовки по опытности своего экипажа куда как уступал получившему полную выучку «Бисмарку».

Как образец никудышней мореходности наших линкоров обычно приводят прискорбный случай, когда линкор «Парижская коммуна» при переходе с Балтики на Черное море угодил в Бискайском заливе в сильный шторм, нанесший самые чувствительные повреждения нашему дредноуту. А некоторые даже берутся утверждать, что никакого шторма и вовсе не было, так, баловство одно, мотивируя это тем, что французская морская метеорологическая служба зафиксировала в эти же самые дни ветер 7-8 баллов и волнение моря 6 баллов.

Начну со шторма. Нужно сказать, что Бискайский залив вообще славится своей непредсказуемостью: вроде бы шторм свирепствует далеко-далеко, на побережье ясно, но вот в заливе — многометровая зыбь. Так нередко бывает, если шторм идет из Атлантики в Европу — на побережье Франции еще тихо, но Атлантический океан бурлит, готовясь обрушить свою ярость на побережье Британии, а там уж и до Франции дойдет дело. Так что даже если никакого шторма у того же Бреста и нет, это вовсе не означает, что в Бискайском заливе стоит отличная погода.

А во время выхода «Парижской коммуны» в Атлантике и у побережья Англии свирепствовал сильнейший шторм, погубивший 35 различных торговых и рыболовецких судов, чуть позднее докатился он и до Франции.
Наш линкор вышел в море 7 декабря, вынужден был вернуться обратно 10-го декабря. За это время:

7 декабря грузовое судно «Chieri» (Италия) затонуло в Бискайском заливе в 80 милях (150 км) от побережья Франции (приблизительно 47°N 6°W). Погибли 35 из 41 члена экипажа. Остальные были спасены траулером «Gascoyne» (Франция).

Грузовое судно «Helene» (Denmark) было покинуто спасателями в Бискайском заливе после неудачной попытки буксировки. Оно было выброшен на французский берег и уничтожено волнами, весь его экипаж погиб.

8 декабря парусное судно «Notre Dame de Bonne Nouvelle» (Франция) затонуло в Бискайском заливе. Его экипаж был спасен.

Фото нашего дредноута в том походе, очевидно, намекает на то, что волнение было преизрядным. Причем фотография запечатлела корабль явно не в самый разгар буйства стихий — очевидно, в такое время фото делать бы не стали. А посему нет никаких предпосылок, чтобы подвергать сомнению свидетельства советских моряков.

Но перейдем к повреждениям русского дредноута. На самом деле в повреждениях, которые получил огромный корабль, оказалась виновата отнюдь не его конструкция, а техническое улучшение, внесенное в эту конструкцию при советской власти. В СССР линкор получил носовую наделку, призванную уменьшить заливаемость носовой части корабля. По форме она более всего походила на черпак, одетый прямо на палубу. На Балтике такая конструкция вполне оправдала себя. Волны Балтики коротки и не слишком высоки — нос линкора прорезал волну, а «черпак» разбивал и отбрасывал вскинувшуюся вверх от удара о корпус линкора воду. Но в Бискайском заливе, где волны куда длиннее, линкор, сходя с такой волны, утыкался носом в море, и… «черпак» теперь работал как настоящий черпак, захватывая многие десятки тонн морской воды, которая просто не успевала уходить с палубы. Естественно, под таким грузом корпусные конструкции начали деформироваться. Счастье, что наделку почти оторвало волнами, но линкор уже получил повреждения и вынужден был вернуться для ремонта… который заключался в том, что французские рабочие попросту срезали остатки носовой наделки, после чего «Парижская коммуна» уже без каких-либо проблем продолжила свой путь. Получается, что если бы не эта злополучная «модификация», то линкор скорее всего прошел бы сквозь шторм без каких-либо серьезных повреждений. Впоследствии на всех линкорах этого типа была установлена новая носовая наделка, но уже совершенно другой конструкции — наподобие небольшого полубака, прикрытого сверху палубой, так что новая конструкция уже никак не могла бы черпать воду.

Автор ни в коем случае не утверждает, что «Севастополи» были прирожденными пенителями океанов, коим нипочем самый страшный тихоокеанский тайфун. Но вот в какой степени их неважная мореходность мешала им вести артиллерийский бой и мешала ли вообще — вопрос остается открытым. Насколько я понимаю, корабли сражаются при волнении 3-4 балла, ну максимум 5 баллов, если так сложились обстоятельства, и других вариантов нет (например, как не было их у Х. Того в Цусиме — штормит или не штормит, а русских во Владивосток пропускать нельзя). Но в обычных обстоятельствах в 5, и тем более в 6 баллов любой адмирал предпочтет не искать боя, а отстояться в базе и подождать хорошей погоды. Поэтому вопрос сводится к тому, насколько устойчивой артиллерийской платформой были линкоры типа «Севастополь» при волнении 4-5 баллов. Лично я предполагаю, что при таком волнении наши линкоры, иди они против волны, возможно имели бы какие-то проблемы со стрельбой прямо в нос, но сильно сомневаюсь, чтобы волнение могло им помешать вести бой на параллельных курсах, т.е. когда носовая башня развернута на борт и располагается боком к волне. Сильно сомнительно, чтобы германские линкоры на 5 баллах вставали бы бортом к волне — на такой качке вряд ли удалось бы продемонстрировать чудеса меткости. Посему предполагаю, что для драки с германскими дредноутами на Балтике мореходности наших дредноутов вполне хватило бы, но строго доказать этого не могу.

О скорости.

Раз уж речь зашла о ходовых качествах корабля, то следует упомянуть и о его скорости. Обычно скорость в 23 узла ставится нашим кораблям в достоинство, поскольку стандартной для линкоров тех времен была скорость в 21 узел. Наши же корабли оказались по своим скоростным качествам в промежутке между линкорами и линейными крейсерами прочих мировых держав.

Разумеется, иметь преимущество в скорости приятно, но следует понимать, что разница в 2 узла не позволяла русским дредноутам играть роль «быстроходного авангарда» и не давала им особого преимущества в бою. Англичане считали разницу в скорости 10% несущественной, и я склонен согласиться с ними. Когда британцы решили создать «быстроходное крыло» при своих колоннах 21-узловых линкоров, они создали могущественные сверхдредноуты типа «Куин Элизабет», проектировавшиеся под 25-узловую скорость. Разница в 4 узла, возможно, позволила бы этим кораблям охватить голову вражеской колонны, связанную боем с «двадцатиодноузловыми» линкорами британской линии… Все может быть. Если не считать знаменитую «петлю Того», японцы в Цусиме постоянно ставили русские корабли в невыгодное положение, но японский флот обладал по меньшей мере полуторакратным преимуществом в эскадренной скорости. А тут всего лишь 20%. У русских кораблей и того меньше — 10%. К примеру, ввязавшись в бой на полной скорости и на дистанции, скажем, 80 кбт, находясь на траверзе «Кенига», наш линкор мог бы в течении получаса уйти на 10 кбт вперед. Много ли с этого толку? По моему мнению, в бою лишние 2 узла скорости значили для русских дредноутов не слишком много и не давали им ни решающего, ни даже сколько-нибудь заметного преимущества. Но это в бою.

Дело в том, что уже при проектировании линкоров типа «Севастополь» было ясно, что германский флот, пожелай он этого, будет господствовать на Балтике, и строительство первой четверки русских дредноутов ничего в этом изменить не сможет — слишком велико было превосходство Хохзеефлотте в численности кораблей линии. Поэтому русские линкоры при любом выходе в море рисковали бы встречей с заведомо превосходящими силами неприятеля. Может быть, два узла превосходства в скорости и не давали линкорам типа «Севастополь» существенных преимуществ в бою, но зато они позволяли русским кораблям вступать в бой по собственному усмотрению. Наши дредноуты не годились на роль «быстроходного авангарда», но даже если крейсера и эсминцы прошляпят врага и вдруг, на пределе видимости, сигнальщики увидят многочисленные силуэты германских эскадр — преимущество в скорости позволит быстро разорвать контакт до того, как корабли получат сколько-то существенные повреждения. С учетом неважной балтийской погоды, обнаружив противника, скажем, на 80 кбт, можно не дать ему оторваться, навязать бой и разбить, если он слаб, а если он слишком силен — быстро уйти за пределы видимости. Таким образом, в конкретной ситуации Балтийского моря дополнительные два узла скорости для наших линкоров следует считать весьма значимым тактическим преимуществом.

Часто пишут, что «Севастополи» развивали 23 узла с большим трудом, вплоть до модернизации уже в советское время (после чего они выдавали и 24 узла). Это совершенно справедливое утверждение. Но нужно понимать, что и линкоры прочих стран, развив 21 узел на испытаниях, в повседневной эксплуатации обычно давали несколько меньшую скорость, это обычная практика для большинства кораблей. Правда, случалось и наоборот — немецкие линкоры иной раз развивали на сдаточных испытаниях куда больше положенного. Тот же «Кайзер», к примеру, вместо положенного ему проектом 21 узла развил 22,4, хотя мог ли он в дальнейшем поддерживать такую скорость, мне не известно.

Так что двадцатитрехузловая скорость для отечественных дредноутов являлась совершенно не лишней и никак не может считаться ошибкой проекта. Можно только пожалеть, что для черноморских дредноутов скорость оказалась снижена с 23 до 21 узла. С учетом фактического состояния котлов и машин «Гебена», вполне можно предположить, что от 23-узлового линкора он бы не ушел.

Линкоры типа «Севастополь» имели малую дальность хода.

Вот с этим, увы, спорить не приходится. Как ни грустно, но это действительно так.
Русские дредноуты оказались нехороши в части мореходности и дальности хода. А вот если бы мы заказали дредноуты в Англии…

Одной из основных проблем, связанных с мореходностью, стала перегрузка наших кораблей, причем основной ее причиной стало то, что ходовая часть (турбины и котлы) оказались аж на 560 тонн тяжелее проекта. Ну, а проблема с дальностью хода возникла потому что котлы оказались куда прожорливее, чем предполагалось. Кого за это винить? Быть может, английскую фирму «Джон Браун», с которой 14 января 1909 г. объединенное правление Балтийского и Адмиралтейского заводов заключило договор о техническом руководстве проектированием, постройкой и испытанием в море паровых турбин и котлов для четырех первых русских линейных кораблей?

Линкоры типа «Севастополь» оказались чрезвычайно дорогими и разорили страну.

Надо сказать, что наши линкоры, безусловно, являлись весьма недешевым удовольствием. И более того, как ни печально это осознавать, но строительство военных кораблей в России сплошь и рядом оказывалось дороже, чем у ведущих мировых держав, таких как Англия и Германия. Однако, вопреки распространенному мнению, разница в стоимости кораблей была отнюдь не в разы. Так, например, германский линкор «Кениг Альберт» обошелся германским налогоплательщикам в 45.761 тыс. золотых марок (23.880.500 руб. золотом). Русский «Севастополь» — в 29.400.000 руб.

Чрезвычайная дороговизна отечественных дредноутов, по всей видимости, произошла от некоторой путаницы в вопросе, сколько же стоил русский линкор. Дело в том, что в печати фигурируют две стоимости линкоров типа «Севастополь» 29,4 и 36,8 млн. руб. Но в этом вопросе следует иметь ввиду особенности ценообразования российского флота. Дело в том, что 29 млн. — это цена собственно корабля, и именно ее необходимо сравнивать с ценами иностранных дредноутов. А 36,8 млн. — это стоимость линкора согласно программе строительства, в которую, помимо стоимости собственно корабля, входит цена половины орудий, поставляемых дополнительно (резерв на случай, если в бою выйдут из строя) и двойного боекомплекта, а также, возможно, еще чего-то, чего я не знаю. Поэтому сравнивать 23,8 млн. германского дредноута и 37 русского некорректно. Тем не менее, стоимость дредноутов впечатляет. Может быть, их строительство действительно довело страну до ручки? Интересно будет рассмотреть, можно ли было бы завалить нашу армию винтовками/пушками/снарядами, отказавшись от создания броненосных левиафанов?

Сметная стоимость четырех линейных кораблей типа «Севастополь» исчислялась общей суммой в 147 500 000,00 руб. (вместе с боевыми запасами, которые я указал выше). Согласно программе ГАУ (Главного артиллерийского управления), расширение и модернизация оружейного завода в Туле и сооружение нового оружейного завода в Екатеринославе (производство винтовок), с последующим переносом туда Сестрорецкого ружейного завода, должны были, по предварительным оценкам, обойтись казне в 65 721 930,00 руб. За годы первой мировой войны в Россию было доставлено 2 461 000 винтовок, в т. ч. из Японии 635 000, из Франции 641 000, Италии 400 000, Англии 128 000 и из США — 657 000 штук. В 1915 г. стоимость винтовки Мосина составляла 35,00 руб., значит, общая стоимость винтовок, будь они выпущены в России, а не куплены за рубежом, составила бы 2 461 000 х 35,00 = 86 135 000,00 руб. Таким образом, 2 461 000 трёхлинейных винтовок вместе с заводами для их производства обошлись бы казне в 151 856 930,00 руб. (65 721 930,00 руб. + 86 135 000,00 руб.), что уже несколько больше программы строительства балтийских дредноутов.

Допустим, мы не желаем строить могучий флот, способный разбить неприятеля в море. Но свои берега нам все равно нужно оборонять. Следовательно, при отсутствии линкоров придется строить морские крепости — но во что это нам обойдется?
На Балтике русский флот имел в качестве базы Кронштадт, но тот был уже мелковат для современных стальных гигантов, да и знаменитый Гельсингфорс считался не слишком перспективным. Флот предполагали базировать в Ревеле, а для того, чтобы достойно защитить будущую главную базу флота и перекрыть вход врагу в Финский залив решили строить мощную береговую оборону — крепость Петра Великого. Общая стоимость крепости оценивалась в 92,4 млн. руб. Причем эта сумма не являлась какой-то из ряда вон выдающейся — к примеру, на строительство первоклассной крепости во Владивостоке также было запланировано выделить порядка 100 млн. руб. На тот момент предполагалось, что в крепости будет установлено 16 356-мм пушек, 8 305-мм, 16 279-мм гаубиц, 46 шестидюймовок, 12 120-мм и 66 — 76-мм пушек.

Если, скажем, строить оборону Финского залива и Моонзунда исключительно на основе береговой артиллерии, то понадобится как минимум 3 укрепрайона — Кронштадт, Ревель-Поркалауд и, собственно, Моонзунд. Стоимость такого решения составит 276 млн. руб. (7 дредноутов введенных в строй Российской Империей обошлись в 178 млн. руб.) Но нужно понимать, что подобная защита не сможет преградить путь вражеским эскадрам ни в Рижский, ни в Финский залив, да и сами острова Моонзунда останутся весьма уязвимыми — что такое 164 орудия на весь архипелаг?

Еще интереснее ситуация на Черном море. Как известно, турки имели наполеоновские планы о вводе в строй своего флота трех дредноутов. Если бы мы попытались противостоять этому не строительством флота, а строительством морских крепостей, одна только попытка прикрыть города, пострадавшие во время «Севастопольской побудки» — Севастополь, Одессу, Феодосию и Новороссийск, обойдется много дороже, чем строительство дредноутов. Даже если считать, что для прикрытия каждого из городов понадобится только треть стоимости крепости Петра Великого (всего порядка 123 млн. руб.), то и это много больше, чем стоимость трех черноморских русских дредноутов (29,8 млн. руб. за штуку или 89 млн. руб.!) Но, построив крепости, мы все равно не могли бы чувствовать себя в безопасности: кто помешал бы тем же туркам высадить десант вне зоны действия крепостной артиллерии и атаковать город с сухопутного направления? Кроме того, никогда не следует забывать превосходные действия русского Черноморского флота во время первой мировой войны. Наши моряки пресекли морские коммуникации турок, заставляя их возить припасы войскам по суше, что долго и муторно, а сами помогали армии морем. О блестящем содействии войскам приморского фланга очень интересно и весьма подробно написано у Больных в книге «Трагедия ошибок». Именно Черноморский флот, пожалуй, единственный из всех флотов времен Первой мировой, высаживал удачные десанты, сильно помогая армии громить неприятеля.

Но все это было бы решительно невозможно, будь у турок дредноуты, а у нас — крепости. Это турки прерывали бы наши коммуникации, обстреливали наши приморские фланги, высаживали десанты в тыл нашим войскам… Но заплатили бы мы за это куда дороже, чем за дредноуты!

Конечно, никто не отменяет необходимость береговой артиллерии — даже имея в наличии мощнейший флот, все равно нужно прикрывать ключевые точки побережья. Но попытка обеспечить безопасность державы с моря не мечом (флот) а щитом (береговая оборона) заведомо невыгодна в финансовом плане и не предоставляет и десятой доли возможностей, которые дает наличие флота.

Миф о «своих да наших» и «откатах»…

Проект Балтийского завода (ставший впоследствии проектом линкоров типа «Севастополь») оказался далеко не лучшим из представленных на конкурс, но был выбран потому, что председатель комиссии академик Крылов состоял в родственных связях с автором проекта Бубновым. Вот и помог по-родственному, дабы завод получил шикарный заказ.

Даже комментировать противно. Дело даже не в том, что Балтийский завод был вообще-то казенным, т.е. пребывал в государственной собственности и потому Бубнову лично от «шикарного заказа» никакого особого гешефта не предвиделось. Дело в том, что на Балтике Российская империя располагала ровно четырьмя стапелями, на которых можно было строить линейные корабли, и два из них располагались аккурат на Балтийском заводе. При этом строить новые линкоры изначально предполагалось сериями по четыре корабля. И потому совершенно не важно, кто и где разработал проект. Будь проект хоть русским, хоть итальянским, хоть французским, да хотя бы и эскимосским, все равно два линкора строились бы на Балтийском заводе — просто потому, что больше строить их было негде. Так что свой заказ завод получал в любом случае.

Дредноуты — это, конечно, неплохо, но лучше бы вместо них построили больше крейсеров и эсминцев.

Чисто теоретически такой вариант возможен — в конце концов, крейсер типа «Светлана» стоил порядка 8,6 млн. руб., а эсминец типа «Новик» — 1,9-2,1 млн. руб. Так что при тех же затратах вместо одного дредноута можно было бы построить 3 легких крейсера или штук 14 эсминцев. Правда, возникает вопрос о стапелях — сколько денег не выдавай, а один линкорный стапель в три крейсерских не переделать. Но это, пожалуй, детали — в конце концов, легкие крейсера можно было заказать той же Англии, было бы желание. И, несомненно, активное их использование на балтийских коммуникациях кайзера добавило германцам изрядно головной боли.

Но здесь ключевыми словами является «активное использование». Ведь, к примеру, у русского Балтийского флота было много меньше крейсеров и эсминцев, чем могло быть, понастрой мы вместо дредноутов «Светланы» да «Новики». Но ведь даже те легкие силы, которые были в нашем распоряжении, мы использовали далеко не на 100%! И что бы тут изменили еще несколько крейсеров? Боюсь, что ничего. Вот если бы мы понастроили кучу крейсеров и эсминцев и стали бы их активно использовать… тогда да. Но тут возникает другой вопрос. А если мы оставим все как есть, не будем строить эскадры крейсеров и эсминцев, зато станем активно использовать линкоры? Что было бы тогда?

Автор настоятельно просит читателей избегать одной логической ошибки, которую часто замечает в интернете. Нельзя сравнить стоящие в гавани дредноуты с крейсирующими на вражеских коммуникациях эсминцами и говорить, что эсминцы эффективнее. Надо сравнивать эффект от активных действий линкоров и активных действий эсминцев и вот тогда уже делать выводы.

Поставленный так вопрос плавно перетекает в другую плоскость: что эффективнее — активное использование множества легких сил флота, или же активное использование меньших по размеру сил, но поддержанных линкорами? И каково оптимальное соотношение линкоров и легких сил в пределах тех средств, что фактически были отпущены на строительство русского флота?

Это очень интересные, достойные отдельного исследования вопросы, но разбирая их, мы дадим чрезмерный крен в область альтернативной истории, чего в рамках этой статьи делать бы не хотелось. Отметим одно: при всем том положительным эффекте, который могли дать несколько десятков легких кораблей на коммуникациях неприятеля, крейсеры и эсминцы неспособны противостоять германским дредноутам. Ни эсминцы, ни крейсеры физически не в состоянии сколько-нибудь успешно защищать минно-артиллерийские позиции, основу нашей обороны Финского залива и Моонзунда. А для нейтрализации старых русских броненосцев немцам достаточно было отправить пару-тройку своих линкоров первых серий, подкрепив их на всякий случай несколькими «Виттельсбахами». Поэтому совершенно отказаться от дредноутов решительно невозможно, а о нужном их количестве можно спорить ой как долго…
Зачем было строить дредноуты, если мы все равно не могли дать «последний и решительный» бой Хохзеефлотте? Не лучше ли было бы ограничиться обороной Финского залива и Моонзунда и построить множество броненосцев береговой обороны?
Мое личное мнение — ни в каком случае не лучше. Ниже я попытаюсь дать этому тезису развернутое обоснование. По-моему, броненосец береговой обороны был и остается паллиативом, способным решать только две задачи — оборону берега с моря и поддержка приморского фланга армии. Причем первую задачу он решает из рук вон плохо.

Говорить о броненосцах совсем уж малого водоизмещения, наподобие русских «Ушаковых» или более поздних финских «Ильмариненов», наверное, не стоит — такие кораблики могут воевать с дредноутом лишь до первого попадания вражеского снаряда, в то время как их собственные 254-мм орудия вряд ли смогут сколько-нибудь всерьез поцарапать линкор. Весьма успешная деятельность финских БРБО во Вторую мировую связана не с тем, что броненосцы береговой обороны могут защитить собственное побережье, а с тем, что с моря на Финляндию в той войне никто не нападал. Финны не защищали свои берега, они использовали броненосцы как большие канонерские лодки и в этом качестве, конечно, их корабли, вооруженные дальнобойными орудиями, но способные при этом прятаться в шхерах, проявили себя отлично. Но это не делает финские броненосцы кораблями, способными сдерживать вражеские линкоры на минно-артиллерийской позиции.

Точно так же, наверное, не имеет смысла рассматривать огромные броненосцы-преддредноуты, «последние из могикан» эпохи эскадренных броненосцев, строившиеся до того, как страны захватил дредноутный бум. Да, эти мастодонты вполне могли бы «переведаться» с дредноутами первых серий, имея при этом даже некоторые шансы на победу — но цена… «Андрей Первозванный» и «Император Павел I» обошлись казне более чем в 23 млн. рублей каждый! И если против английского «Дредноута» у последних русских броненосцев все же были какие-то шансы в бою один на один, то против линкора типа «Севастополь» таковых не имелось. При том, что линкор «Севастополь» стоит всего лишь на 26% дороже.

Конечно, можно возразить, что такая стоимость «Андрея Первозванного» есть следствие его долгой постройки и множества переделок, которым подвергся корабль на стапеле, и это, безусловно, в известной мере будет правдой. Но если мы посмотрим английские корабли, то увидим примерно то же самое. Таким образом, строить крупнотоннажные прибрежные мастодонты, сходные размерами и стоимостью, но не сходные возможностями с линкором, никакого смысла не имеется.

Если же попробовать представить броненосец береговой обороны в водоизмещении классического эскадренного броненосца начала века, т.е. 12-15 тыс. тонн, то… Как ни крути, но не существует способа сделать малый артиллерийский корабль сильнее, или хотя бы равным большому (исключая тактические ядерные боеприпасы, конечно). Два броненосца типа «Бородино» по стоимости примерно равны дредноуту типа «Севастополь» (стоимость броненосца типа «Бородино» колебалась от 13,4 до 14,5 млн. руб.), но не могут противостоять ему в бою. Защита броненосцев слабее, артиллерийская мощь, очевидно, уступает дредноуту и по количеству стволов главного калибра и по мощи орудий, но, что намного хуже, многократно проигрывает в столь важном критерии как управляемость. Организация огня с одного корабля на порядок проще, чем с нескольких. При этом боевая устойчивость крупного корабля обычно выше, чем у двух кораблей суммарно равного водоизмещения.

Поэтому, строя флот из расчета двух броненосцев на один вражеский линкор (чего, скорее всего, окажется недостаточно), мы потратим на флот примерно те же деньги, что и на флот дредноутов, равный неприятельскому. Но создав дредноуты, мы будем владеть мечом, способным достойно представлять наши интересы в мировом океане, а построив броненосцы, мы получим всего лишь щит, годный только для обороны Финского залива и Моонзунда.

Линкор может участвовать в активных морских операциях, даже если противник имеет превосходство в силах. Линкор может поддерживать рейдерские действия собственных легких сил, может наносить удары по далеким вражеским берегам, может попытаться выманить часть неприятельского флота и попробовать разбить его в сражении (эх, если бы не трусость (хорошо, «чрезмерная осторожность») Ингеноля, повернувшего назад, когда единственная эскадра Гранд Флита шла прямо в стальные челюсти Флота открытого моря!) Броненосец береговой обороны ничего этого делать не умеет. Соответственно, как и всякий паллиатив, броненосцы береговой обороны обойдутся во столько же, или даже дороже, но будут менее функциональны, чем дредноуты.

Есть, правда, одно «но» во всех этих рассуждениях. В одном-единственном месте, в Моонзунде, куда нашим дредноутам было не зайти из-за малых глубин, крепкий, но мелкосидящий броненосец обретал известный смысл. Такой корабль мог оборонять минные позиции, наподобие «Славы», мог действовать в Рижском заливе, бить во фланг врага, если он до оных берегов доберется… Вроде бы так, да не очень.

Во-первых, стоит иметь в виду, что когда немцы всерьез желали войти в Рижский залив, ни минные поля, ни «Слава» их удержать не могли, хотя мешали изрядно. Так было в 1915 году, когда немцы сперва отступили из за туманов, но, дождавшись хорошей погоды, смогли отогнать «Славу», протралить наши минные позиции и войти легкими силами в залив. Так было и в 1917 г., когда «Слава» погибла. И, как ни печально констатировать, мы потеряли крупный боевой корабль, но не смогли нанести эквивалентного вреда неприятелю. Никто не умаляет мужество офицеров «Славы», кто вел «судовые комитеты» под огонь намного превосходящего их неприятеля и тех матросов, кто честно исполнил свой долг — вечная наша благодарность и добрая память воинам России! Но с имеющейся материальной частью наши моряки «могли только показать, что знают, как умирать достойно».

А во-вторых, еще когда выбирали базу для Балтийского флота, Моонзундский архипелаг рассматривался как один из основных претендентов. Для этого было нужно не так уж и много — провести дноуглубительные работы с тем, чтобы «внутрь» могли бы заходить новейшие дредноуты, ничего невозможного в этом не было. И хотя в итоге остановились на Ревеле, но все же предполагали, в дальнейшем, эти самые дноуглубительные работы провести, обеспечив вход дредноутов в Моонзунд. Можно только пожалеть, что до Первой мировой этого сделано не было.

Пора подвести итог. По мнению автора, линкоры типа «Севастополь» по праву могут считаться успехом отечественной промышленности и конструкторской мысли. Они конечно же не были идеальными кораблями (а вы знаете такие?), но заняли достойное место в строю иностранных ровесников. В чем-то наши корабли оказались хуже, но в чем-то — лучше своих зарубежных «коллег», а в целом они были как минимум «равными среди равных». Несмотря на ряд недостатков, линкоры типа «Севастополь» вполне могли своей стальной грудью защитить морские рубежи Отечества, и не их вина, что они так и не проявили себя в Первой мировой войне на море, простояв в базах по воле командования.

P.S. Напоминаю, что автором оригинальной статьи является Андрей Колобов. Взято с его разрешения с сайта topwar.ru, публикуется с небольшими исправлениями и дополнениями.

Литература.

И.Ф. Цветков, «Линейные корабли типа «Севастополь».
А.В. Скворцов, «Линейные корабли типа «Севастополь».
А. Васильев, «Первые линкоры красного флота».
В.Ю. Грибовский, «Эскадренные броненосцы типов «Цесаревич» и «Бородино».
В.Б. Мужеников, «Линейные крейсеры Германии».
В.Б. Мужеников, «Линейные крейсеры Англии».
В.Б. Мужеников, «Линейные корабли типов «Кайзер» и «Кёниг».
Л.Г. Гончаров, «Курс морской тактики. Артиллерия и броня».
С.Е. Виноградов, «Последние исполины российского императорского флота».
Л.А. Кузнецов, «Носовая наделка линкора «Парижская коммуна».
Л.И. Амирханов, «Морская крепость императора Петра Великого».
Б.В. Козлов, «Линейные корабли типа «Орион».
С.И. Титушкин, «Линейные корабли типа «Байерн».
А.В. Мандель, В.В. Скопцов, «Линейные корабли Соединенных Штатов Америки».
А.А. Белов, «Броненосцы Японии».
В. Кофман, «Линейные корабли типа Кинг Джордж V»
К.П. Пузыревский, «Боевые повреждения и гибель кораблей в Ютландском бою».
В.П. Римский-Корсаков, «Управление артиллерийским огнем».
«Описанiе приборовъ управленiя арт. огнемъ образца 1910 года».

Напоследок — пара фотографий просто шикарной стендовой модели «Севастополя» из сети.

Спасибо за внимание!

А в следующий раз мы поговорим о крейсерах. Своих и «чужих».

Оставайтесь с нами! ;-)

Publication author

не в сети 5 лет

CommanderAM

Комментарии: 562Публикации: 58Регистрация: 07-11-2016