Линкоры типа «Севастополь», «Konig» и «Iron Duke». Три школы кораблестроения, немного об умении комендоров, и история о том, как политика довлеет над тактикой

HMS Iron Duke

Почти год назад, с цикла статей о линкорах типа «Севастополь» начиналась на сайте наша историческая серия. В нем мы уже сравнивали линейные корабли типа «Севастополь» со своими зарубежными «коллегами».

Сейчас же, с выходом долгожданной ветки Британских линкоров в WoWS, мы имеем три проекта дредноутов разных европейских наций на одном, 5-м, уровне. «Ведущая морская держава», страна претендующая на первенство в Европейской политике, ну, и Россия. Три «школы» кораблестроения. «Севастополь», «Кениг» и «Айрон Дюк». Эти корабли оставили заметный след в истории кораблестроения и военно-морской истории своих держав, и их прямое сравнение представляет большой интерес и дает много ответов и… еще больше вопросов.

Сразу надо сказать, что оспорить такой недостаток русской промышленности, как большие сроки строительства кораблей не представляется возможным. Руководство страны учитывало подобные трудности, заранее рассчитывая на длительные сроки постройки. Поэтому никаких скидок на это обстоятельство мы делать не будем. Именно поэтому сравнивать «Севастополь» мы будем не с дредноутами «первого поколения», Германии и Англии, «Нассау» и собственно «Дредноутом» («Беллерофоном»), а с новейшими на момент его вступления в строй кораблями – немецкими дредноутами типа «Кениг» и британскими «Айрон Дюк», пополнившими свои флоты в 1914-м году.

Для начала огневая мощь. Вот цитата из справочника Conway, касательно вооружения «Севастополей»:

«The four triple turrets with the excellent Obukhov 12-in pieces placed on the centerline, gave an effective broadside a third heavier than in contemporary British and German capital ships».

Это можно перевести так: Четыре трехорудийных башни с отличными двенадцатидюймовками Обуховского завода, размещенные по центральной оси, давали эффективный бортовой залп на треть больше, чем современные английские и немецкие линкоры.

Здесь имеются в виду современные по дате закладки корабли – английские класса «Дредноут-Беллерофон» и немецкие «Нассау». Но мы договорились сравнивать с «Кенигом» и «Айрон Дюком». Так вот, «Кениг» имел на борт 10 305-мм орудий, стрелявших 405,5-кг снарядами. В сумме это дает бортовой залп 4055 кг. «Севастополь» мог выпустить в бортовом залпе 12 470,9-кг снарядов, то есть 5650 кг.

Вот вам и «здрассьте», «устаревший» русский линкор имеет бортовой залп на 40% больше, чем новейший германский дредноут, сильнейший из возможных оппонентов.

Хорошо, ну а как обстоят дела с англичанином, эталоном по огневой мощи? Козырь «Айрон Дюка», за что он собственно и получил звание «сверхдредноут», это 343-мм/45-калиберные орудия. Имея в бортовом залпе 10 таких пушек «Айрон Дюк» мог одномоментно послать в неприятеля десяток 567-кг «легких» снарядов или столько же 635-кг «тяжелых». В первом случае это даст 5670 кг бортового залпа, лишь на 20 кг больше, чем у Севастополя, во втором соответственно 6350. Это на 12% больше.

Лишь в лучшем случае на 12% большим бортовым залпом обладал самый хорошо вооруженный линкор-дредноут мира того времени. И то, «Севастополь» имел несколько более высокую скорострельность, что практически сводило преимущество «англичанина» на нет. Хотя, безусловно, по массе снаряда, и соответственно, потенциальному бронепробитию, превосходство оставалось за 343-миллиметровками «Железного Герцога».

Конечно, мы не упомянули множество нюансов, таких как начальная скорость снаряда, которая была у немецкого линкора выше, так же как и скорострельность, что несколько нивелировало его отставание. У «Айрон Дюка» же имелась возможность стрелять так называемыми «усиленными» зарядами. Износ ствола при этом возрастал более чем вдвое, но начальная скорость снаряда, а следовательно и бронепробиваемость, возрастала дополнительно.

Зато за «Севастополем» было превосходство в дальности стрельбы – 23228 м против 20400 м у «немца» и 21780 м, при стрельбе «легким» снарядом, у «англичанина». Это достигалось, помимо отличных баллистических характеристик русской пушки, за счет наибольшего угла возвышения орудий – 25 градусов («Кениг» – 16, «Айрон Дюк» – 20).

Таким образом, по огневой мощи «Севастополи» находились на уровне самых высоких мировых стандартов на момент своего вступления в строй. А сильнейших из возможных оппонентов даже немного превосходили.

Традиционно слабым местом «Севастополей» считается броневая защита. Основанием для такого заключения обычно служат испытания, проведенные русским флотом в 1913-м году. В старый броненосец «Чесма» встроили полноразмерный отсек нового дредноута. Испытание проводили стрельбой с броненосца «Иоанн Златоуст». Последний нес старые 305-мм/40 орудия, но стрелял новыми 471-кг снарядами и практически в упор. Различные углы попадания снарядов достигались уменьшенными зарядами и даже приданием «Иоанну Златоусту» необходимого крена.

Испытания выявили, что броневая защита «Севастополей» проницаема для 305-мм снарядов на всех реальных дистанциях боя. Увы, корабли находились уже в завершающей стадии постройки, и внести изменения в проект не представлялось возможным. Результаты стрельб пришлось засекретить, а использовать новые линкоры в бою Николай II был вынужден запретить. Такова общепринятая точка зрения.

Казалось бы, это неопровержимо свидетельствует о неполноценности первой серии русских дредноутов. Что могло бы случиться, попади «Севастополи» с их 225-мм броневым поясом под огонь немецких пушек наглядно показал Ютландский бой, где на воздух взлетели три слабо защищенных английских линейных крейсера.

Но не будем торопиться с выводами. Во-первых, погибшие в Ютландском бою «Инвинсибл» и «Индефатигебл» имели лишь 150-мм броневой пояс, и лишь «Куин Мэри» нес аналогичный «Севастополям» 229-мм, но все же на наших линкорах дополнительную защиту погребам боезапаса обеспечивали сгруппированные вокруг башен главного калибра бронированные казематы противоминной артиллерии. Наконец испытывались «Севастополи» на прочность русским 471-кг снарядом, более мощным, нежели германский 405-кг.

Кроме того у русских моряков были свои соображения касательно защиты кораблей. Изучив опыт Русско-японской войны, у нас пришли к выводу, что добиться надежной защиты кораблей в бою можно не только за счет толщины броневых плит, но и обеспечив более выгодный угол встречи этих самых плит с вражескими снарядами. Для этого надо занять более выгодное по отношению к противнику положение, такое, чтобы свои корабли были расположены к нему под углом, при этом сами бы могли расстреливать его по нормали. Чтобы этого достичь нужно превосходство в скорости, и оно у наших линкоров было.

Проектная мощность машин «Севастополей» – 42000 л.с., более чем на 10 тысяч больше, чем у его немецкого и английского коллег, позволяла нашим первым дредноутам легко развивать скорость в 23 узла, тогда как проектная скорость «Кенига» составляла 21 узел, а «Айрон Дюка» – 21,25. Это по проекту. На испытаниях «Полтава» выжала из машин 52000 л.с. и развила скорость более 24 узлов. Немцы в критических условиях также ходили быстрее заявленных 21 узлов, тем не менее, за русскими дредноутами было превосходство в скорости в 2-3 узла.

Вот что пишет по этому поводу Conway:

«Introduction of the light Yarrow boilers instead of the Belleville ones, in common use in the Russian battlefleet, allowed an increase of speed of 1,5 kts this giving 2-3 kts margin above other dreadnoughts».

В переводе на «нормальный» русский язык это гласит: переход на более легкие котлы Ярроу, вместо общепринятых в русском флоте котлов Бельвиля, обеспечил 1,5-узловую прибавку в скорости, что давало 2-3-узловое преимущество перед другими дредноутами.

Таким образом, мы видим, что в двух из трех важнейших тактических параметров – вооружении и скорости хода «Севастополи» были на равных или превосходили лучшие из современных им линкоров, отставая лишь в одном – бронировании.

SMS Konig

При этом нельзя сказать, что бронированию первой серии русских дредноутов наши конструкторы уделили второстепенное внимание. Общую концепцию броневой защиты «Севастополей» прорабатывал такой авторитетный кораблестроитель, как А.Н. Крылов. Вот что пишет по этому поводу один из ведущих историков русского флота С.Е. Виноградов в своей книге «Последние исполины Российского Императорского флота»:

При определении конкретной толщины отправной точкой стали расчеты МГШ (Морского генерального штаба) и МТК (Морского технического комитета), впоследствии подтвержденные экспериментально, о том, что линейному кораблю не могла быть обеспечена толщина брони главного пояса, полностью гарантирующая от пробития его снарядами. В 1908 г. Применительно к «Севастополю» такой пояс должен был иметь толщину не менее 350 мм (как раз как у «Кенига») при весе 3300 т. Подобный вес совершенно не вписывался в идеи МГШ о создании быстроходного хорошо вооруженного линкора, а при быстром росте калибра орудий и совершенствовании их даже подобная толщина должна была скоро потребовать увеличения. Поэтому толщину главного броневого пояса планировалось установить только исходя из условия недопущения снаряда внутрь корпуса в целом виде. Для удержания осколков снаряда и брони решено было предусмотреть на расстоянии 3,5-4 м позади главного пояса мощную тыльную броневую переборку толщиной 50 мм.

Эти расчеты полностью подтвердились. Уже в 1915-м году стали вступать в строй английские линкоры класса «Куин Элизабет» с 381-мм артиллерией. Поэтому те, кто говорят, что «Севастополи» были уязвимы для немецких снарядов ввиду возможности поражения их артиллерийских погребов, должны признать, что и сверхзащищенные «Кениги» точно так же были уязвимы для английских 381-мм снарядов, и их точно так же нельзя посылать в бой с 381-мм линкорами. Однако же их в такой бой послали, и они, да и куда более слабо защищенные линейные крейсера пережили этот бой с превосходящим противником в большинстве своем благополучно.

Точно в такой же мере это относится и к броневой защите русских линкоров. Ведь фактически, как мы видели, их вертикальная защита составляла в сумме не 225, а 275 миллиметров, что уже сравнимо с английскими линкорами. Сверх этого в бронировании «Севастополей» был применен ряд удачных новшеств. Так, например, шаг броневых плит был подогнан к шагу набора корпуса и каждый второй стык непосредственно опирался на шпангоуты корпуса. Броневой пояс имел большую высоту, и не погружался полностью в воду даже при крене 14 градусов. А вот узкий пояс английских линкоров полностью уходил в воду, оставляя борт беззащитным уже при крене в 4 градуса! То есть возможное пробитие тонкого пояса русских дредноутов не влекло бы столь уж непоправимых последствий в плане потери плавучести. Так же высокий броневой пояс впервые позволил расположить броневые плиты вертикально, и соединять их длинными сторонами. И так далее. Всего броневая защита «Севастополей» тянула на 6,709 тонн, на 35% меньше, чем на «Кениге», но при этом наш линкор и сам был легче.

Суммируя вышесказанное, основные характеристики кораблей сведены в таблицу.

Для «Айрон Дюка» через приведены данные относящиеся к «легкому и «тяжелому» снарядам, а в скобках указаны характеристики при стрельбе усиленными зарядами.

Линейный корабль «Петропавловск»

Впрочем, сколько бы не рассуждать и сопоставлять боевые возможности линкоров на бумаге, это дает лишь приблизительное представление об их силе. На деле боевой корабль это симбиоз и органичное сочетание составляющих его элементов. Впервые названные англичанами «сверхдредноутами» линкоры класса «Орион», и последовавшие за ними «Кинг Джорж V», а затем и «Айрон Дюк», действительно установили новый стандарт по уровню вооружения. Но весьма скромно смотрящийся в этом плане на фоне английского великолепия «Кениг» на самом деле практически не уступал своим английским оппонентам по водоизмещению, хотя формально по вооруженности не дотягивал не то, что до английских и русских кораблей, но и до австрийских и итальянских. Тем не менее, после Ютланда и по сей день мало кто сомневается, что самым сильным дредноутом в своем поколении был вовсе не «Айрон Дюк», а как раз «Кениг». И достигнуто это было, в первую очередь, за счет более разумного баланса вооружения и защиты, как раз в пользу последней.

На этом фоне кажется неоспоримым факт, что русские конструкторы, с еще более легко защищенным «Севастополем» явно поставили не на ту лошадь. Однако такие выводы базируются в основном на итогах Ютландского сражения. А на его результатах сказалось несколько факторов. Конечно в их числе и более надежная защита немецких кораблей. Но ведь кроме этого немцы лучше стреляли. Это позволило им нивелировать отставание в вооружении, а при прочих равных уже сказалось и их более солидное бронирование. Кто знает, стреляй лучше англичане, не говорил ли бы тогда весь мир, что именно английские конструкторы угадали, уделив первостепенное значение именно огневой мощи?

Поэтому прежде чем вынести окончательный вердикт, давайте посмотрим, а как экипажи русских кораблей были подготовлены в плане артиллерийской подготовки? Могли ли они составить конкуренцию отлично выученным немецким комендорам?

Поражение в Русско-японской войне русские моряки восприняли очень болезненно и сделали серьезные выводы. И этот прыжок из воображаемой ямы дал, как и следовало ожидать выдающийся результат – хотели подтянуться к лучшим, а в итоге оказались впереди. Особенно это касается подготовки артиллеристов.

Чтобы не быть голословным, приведем воспоминания бывшего в годы ПМВ старшим артиллерийским офицером «Полтавы» Георгия Николаевича Четверухина. Они почти не известны широкому кругу читателей, а пишет он, тем не менее, много интересного.

«Величественно, словно в кружеве белой пены, в туче дыма, извергающегося из труб, движутся линейные корабли. Обгоняя их, мимо проносятся миноносцы охранения. Прошли маяк Эраненгрунд. Вдали на горизонте обнаружен щит. Боевая тревога! Все люки и горловины задраиваются. Через минуту корабль кажется вымершим. Я перешел с мостика в боевую рубку. Приложив бинокль к глазам, через прорезь рубки увидел щит, приподнятый рефракцией над дрожащей линией горизонта. Мелькнула тревожная мысль: будет трудно при такой сильной рефракции различать падение снарядов, что вызовет снижение скорострельности. Начали маневрирование. Скорость 18 узлов. Тишину в рубке нарушают только беспрерывные звонки телефонов и разноголосое урчание приборов. Дальномеры уже взяли расстояние до щита. Когда оно достигло заданной величины 80 кабельтовых, я определил и передал в башни установки прицела и целика. Вижу из прорези рубки, как развернулась в сторону цели носовая башня и ее орудия, грозно задрав свои стволы к небу, зашевелились, словно щупальца, беспрерывно наводимые на цель, и замерли. Затыкаю уши специальными предохранительными резиновыми шариками. Даю команду «Залп!» Запел ревун, и вслед грянул пристрелочный трехорудийный залп носовой башни. Рубка вздрагивает. Щелкнул счетчик выстрелов. Педантично отбивает свои деления стрелка прибора, указывающая время падения снарядов. Наконец раздается легкий звонок, который сигнализирует, что время полета снарядов выходит. Поднимаю бинокль. Вижу, как снаряды ложатся с недолетом и немного левее щита. На душе становится легче. Ожидание результатов первого залпа всегда неприятно и томительно. Даю необходимую поправку… Защелкал передающий прибор. Опять заревел ревун. Вновь команда «Залп!» Грохот орудий, наблюдение за падением снарядов. На этот раз снова недолет, но один из снарядов попадает в щит. Продолжаю пристрелку, добиваясь накрытия. Один из снарядов попадает в щит, а два других ложатся соответственно с недолетом и перелетом. Достигнуто устойчивое накрытие, перевожу стрельбу на поражение шестиорудийным залпом из двух башен. Теперь дрожит не только боевая рубка, но и весь корабль. Каждый залп – накрытие. «Дробь!» – стрельба окончена. «Отбой!»…

Башни накатились на место. По палубам разносятся звуки горнов. Люки открываются, офицеры и матросы выходят из башен и погребов наружу, чтобы посмотреть результаты стрельбы. На малом ходу подходим вплотную к многометровому щиту. Половина стоек сбита, повреждена часть бревен основания, в брезенте девять дыр от снарядов. Вся стрельба, включая пристрелку, продолжалась всего 11 минут. Шумная толпа матросов собралась у борта. Я иду к ним. Это я делал всегда, чтобы они знали и чувствовали, что стрельба – это результат нашей совместной работы, от которой зависит исход боя».

80 кабельтовых это около 15 километров. С такой дистанции за 11 минут «Полтава» добивалась более десятка попаданий, причем первое из них – уже во втором залпе! Почему учения проводились на такой большой дальности? Очень просто. Именно на 15-км дистанции пояс «Севастополя» становился непроницаем для самых мощных немецких пушек, как раз таких, которыми был вооружен «Кениг». И как мы видим, даже на таком расстоянии «Севастополь» сохранял очень высокую эффективность стрельбы. Ну а подойти ближе немцам не позволило бы превосходство наших линкоров в скорости. Правда чтобы пробить толстый пояс немца, даже при наличии очень мощных пушек, «Севастополям» пришлось бы подойти на дистанцию 9140 м, но наученное горьким опытом Цусимы, наше командование полагало, что град тяжелых 471-кг снарядов выведет из строя любой немецкий линкор и с большей дистанции. Пусть даже при этом пояс немецких кораблей в его центральной части и не будет пробит.

Для справки, если кто-то не знал. В наставлениях по стрельбе Британского флота перед Первой мировой войной основным типом снаряда для больших дистанций боя был, по опыту Русско-Японской войны… фугасный! Применение бронебойных снарядов считалось необходимым на завершающем «победном» этапе морского боя при сближении с противником на «пистолетную» дистанцию (Вот! Вот откуда у нас фугасные Британские линкоры! Историчность! ;-) )

Высочайшая выучка русских артиллеристов нашла подтверждение не только в теории и на учениях. 5 ноября 1914 года колонна русских броненосцев-додредноутов столкнулась с немецким линейным крейсером «Гебен». В условиях плохой видимости, немецкий крейсер был отчетливо виден лишь на головном корабле – «Евстафии». Противник вынырнул из тумана всего в 40 кабельтовых (7-7,5 км) от нашего корабля. Вот как описано дальнейшее в рассказе Вячеслава Чистякова «Принимаю бой!». Текст художественный, но зато хорошо переданы эмоции, которые вызывала подготовка русских артиллеристов.

«Оглушительно-слитный грохот и двукратное зеленоватое пламя. Двухорудийный залп… Увы, только лишь двухорудийный! Но зато «Евстафий» сумел использовать остатки выигранных адмиралом секунд и начал первым.

А спустя буквально мгновение «Гебен» опоясался резкими вспышками – послал ответ. Но русские снаряды завершили свой полет раньше.

– Вижу попадание в «Гебена»! – сообщил дальномерщик. – Под переднюю трубу!

Молчание в рубке взорвалось изумленно-радостными возгласами:

– Фантастика! Видели, господа? С первого же залпа! Никогда бы не поверил…»

Ведя бой фактически в одиночку, так как даже со следующего за «Евстафием» броненосца «Иоанн Златоуст» в условиях сильного тумана невозможно было определить расстояние до противника, наш корабль за 14 минут угостил «немца» 14-ю снарядами. 115 человек на «Гебене» было убито и 59 ранено, после чего он счел за благо ретироваться.

Никакой фантастики, впрочем, в этом не было. Как мы видели, наш флот учился стрелять на гораздо больших расстояниях, и 7,5 километров были для русских моряков дистанцией пистолетного выстрела. «Гебен», как, впрочем, и положено, дал первое попадание только 3-м залпом.

Чем ценен этот бой для сопоставления характеристик «Севастополя» с современными ему дредноутами? А вот чем. Выше уже говорилось, что боевой корабль является органическим симбиозом его компонентов, в первую очередь вооружения и брони. Причем одно тесно взаимосвязано с другим. Броневой пояс «Евстафия» имел толщину 229 мм, тогда как у «Гебена» 270 мм и лучшего качества. Причем вооружен был наш корабль четырьмя 305-мм орудиями старой модели, с длиной ствола 40 калибров, тогда как немецкий линейный крейсер нес десять 280-мм/50-кал. орудий.

Однако все это не помешало «Евстафию» фактически принудить «Гебен» отступить. Конечно, немецкий командующий принимал во внимание и то, что со временем в бою могут принять участие и другие русские корабли, но в бесперспективности продолжения боя его убедило именно начало боя, дуэль с «Евстафием». Умение стрелять, есть такая же характеристика боевого корабля, как и толщина брони, и вес бортового залпа. А при определенных условиях возможно и более важная.

Демонстрировали свое превосходство наши моряки практически в любой схватке с противником. Приведу еще два примера. Первый – это бой эсминца «Новик» с германскими эсминцами «V-99» и «V-100» 4 августа 1915 года. Описание боя взято в сети.

«Убедившись, что перед ним неприятель, командир «Новика» капитан 2-го ранга М.А. Беренс приказал открыть огонь. Уже третий залп дал накрытие первого эсминца. Следующие выстрелы сбили у него среднюю трубу и привели к возникновению пожара на полубаке и юте. Эсминец запарил и сбавил ход, но все продолжал отстреливаться. Артиллерийский офицер «Новика» лейтенант Д.И. Федотов перенес огонь на второй германский эсминец и также добился нескольких попаданий. Дымовая завеса, поставленная одним из германских эсминцев, заставила «Новик» на время прекратить стрельбу, но вскоре он опять обнаружил вражеские корабли и поочередно обстрелял их, вновь добившись попаданий. Один из эсминцев осел на корму и, пуская белые и красные сигнальные ракеты, направился к берегу. Другой германский корабль пытался прикрыть его дымовой завесой и огнем. В это время «Новик» приблизился к границе русского минного заграждения и вынужден был прекратить преследование. Бой длился 17 минут. За это время «Новик» выпустил 23 102-мм снаряда и добился 11 попаданий. Позднее стали известны итоги боя – на германских эсминцах было убито 17 человек, 39 ранено и 6 пропало без вести. «V-99», потеряв управление, запутался в противолодочных сетях и подорвался на мине. После этого он, погружаясь кормой в воду, сумел выброситься на берег, где был подорван своей командой. В «Новик» попало только несколько осколков от близко разорвавшихся снарядов, потерь на нем не было».

Второй пример относится к 1918 году. После революции, еще весной, англичане оборудуют в Финляндии, в курортном местечке Терриоки секретную базу. В помещении бывшего яхт-клуба, под видом яхтсменов в гражданской одежде размещаются британские военные моряки и новейшее по тому времени оружие – торпедные катера. Какие задания выполняли эти люди, кого перевозили в Петроград темными ночами и вывозили обратно и с какой целью мы вряд ли уже когда-либо узнаем. Однако Россия повержена, но ее флот остался. Потенциально он все еще представляет угрозу «владычице морей». 18 августа решено нанести удар торпедными катерами по Кронштадской военно-морской базе. Вот как описаны события этого дня в статье из серии «Морская коллекция» в журнале «Моделист-конструктор».

«Английские самолеты появились над гаванью в 3.45. На корабли посыпались бомбы. А через несколько минут – в 4.20 – со стоящего в это время в дозоре эсминца «Гавриил», отражавшего воздушные атаки, заметили два неприятельских катера, полным ходом мчавшихся со стороны Ораниенбаума. Первым же выстрелом «Гавриил» отправил одного из атакующих на дно, другой катер резко отвернул и скрылся в тумане. Тут же появились еще три: паля из пулеметов, они двигались вдоль стенки мола к воротам. Открыли огонь и пулеметчики с «Гавриила», однако диверсантам все же удалось прорваться в гавань. Следующая группа катеров, пытавшаяся пройти на малый рейд, вынуждена была отказаться от своего намерения.

Тем временем тройка катеров, которой удалось прорваться во внутреннюю гавань, уже выскочила оттуда, повредив старый крейсер «Память Азова» и линкор «Андрей Первозванный». Но уйти диверсантам не удалось… Один катер получил снаряд с «Гавриила» и начал тонуть. По случайности неподалеку оказался другой «55-футовый CMB», так и не прорвавшийся в гавань. Экипажу тонущего катера, которым командовал лейтенант Бремнер, удалось перебраться на неповрежденный, после чего Бремнер, приняв командование катером, немедленно выпустил две торпеды в «Гавриила», причинившего столь много неприятностей отряду торпедных катеров. Но, выпущенные второпях, торпеды прошли мимо, а снаряд с эсминца угодил катеру в бензобак, и тот вспыхнул как свечка.

В 4.35 нападение на базу Балтийского флота закончилось, и катера начали отходить, потеряв еще один 55-футовый… Шлюпка, посланная с «Гавриила», подняла из воды девять человек с потопленных катеров – шесть матросов и трех офицеров. Один из них – участник атак на Остенде и Зеебрюгге – так оценил действия комендоров «Гавриила»: «Англичане будут очень удивлены, узнав о столь значительных наших потерях в Кронштадтской операции. Действия русской артиллерии блестящие».

Высокий уровень артиллерийского дела в русском флоте накануне и во время Первой мировой войны это общепризнанный факт, поэтому на счет удивления британский офицер конечно преувеличивал. Слово Четверухину.

«Во второй половине августа (1916 года) флагманский артиллерист нашей бригады капитан 2 ранга С. Изенбек был командирован в Англию для ознакомления с постановкой артиллерийского дела на британском флоте.

Возвратясь Изенбек сделал для нас доклад, в котором рассказал много интересного по технике артиллерийского дела, а так же о своих встречах в Англии.

– Успешность стрельб нашей бригады, – говорил Изенбек, – не могла пройти незамеченной английским морским атташе.

Год тому назад англичане обратились с просьбой в наш Главный морской штаб выслать им для ознакомления нашу методику и правила стрельбы, в разработке которых, кстати, и пишущий эти строки принял участие, за что был награжден орденом св. Анны 3-й степени с мечами и бантом.

– Командующий английской эскадрой адмирал Мэден (очевидно Чарльз Мэдден, в августе 1916-го командующий 1-й Боевой эскадрой Гранд флита, — прим. автора), – продолжил Изенбек, – сказал мне: «Ваше самолюбие может быть удовлетворено: английский флот стреляет по русской методике!».

Кстати и о боевом духе, тут некоторые все время говорят о его упадке в России. Вот еще одна цитата из Четверухина. «В кают-компании «Полтавы» идет оживленное обсуждение боя (Ютландского). Сопоставлялись боевые возможности наших дредноутов. Чувствовалось, что все мечтают о бое (словно это спортивное состязание): кто первый в кратчайший срок пристреляется, получит накрытие и перейдет на поражение (утопит)». Как видим даже профессионалам и даже в 1916-м году технические характеристики дредноутов класса «Севастополь» не казались препятствием к тому, чтобы «мечтать о бое».

Возвращаясь в Европу, и вспоминая результативность стрельбы английских и немецких комендоров, сравнение будет явно не в пользу Англичан. Бои при Доггер-банке, Коронель, Ютланд… Везде английские артиллеристы были, мягко говоря, не на высоте. Процент попаданий немецких комендоров был явно выше. Тут же вспоминается и знаменитая фраза адмирала Битти, когда «счет» при Ютланде по линейным крейсерам стал «3:0» в пользу немцев. Немцы ведь просто больше попадали, да еще и «рандом» сыграл в их пользу…

Тут резонно возразят: А вот Фолкленды! Бой при Фолклендских островах мы не рассматриваем, там линейные крейсера Стэрди расстреливали броненосные крейсера Шпее (корабли разных «поколений») с недосягаемой для них дистанции. Опять же, процент попаданий…

Что же касается запрета на использование линкоров, то его скорее можно объяснить тактическими соображениями. Какие цели могли бы найти на Балтике эти корабли, санкционируй Николай их активные действия? Если бы эти цели оказались ниже классом, то победа над ними не принесла бы России особых дивидендов, создав впечатление стрельбы из пушки по воробьям. Встретившись же с равным противником, «Севастополи» скорее всего не имели бы шансов на успех не в силу своих технических недостатков, а в силу численного превосходства неприятеля. То есть возможные дивиденды явно не оправдывали риска.

Если принять точку зрения, что запрет на боевое применение «Севастополей» диктовался исключительно их низкой защищенностью, то как тогда объяснить аналогичный запрет со стороны Кайзера на использование Хохзеефлотте? Уж в чем в чем, а в низкой защищенности немецкие корабли не заподозришь! Тем не менее, было ясно, что войну для Германии флот не выиграет, а возможные последствия морального плана от поражения на море и потери хотя бы нескольких крупных кораблей могли бы быть весьма существенными. Лишь когда положение Германии стало в начале 1916-го совершенно отчаянным, и другого способа перевернуть ситуацию в свою пользу уже не оставалось Вильгельм II разрешил использовать флот по прямому назначению. И как ни странно, вопреки всеобщим ожиданиям не проиграл. Точно так же и в запрете использовать «Севастополи» соображения технического характера играли далеко не главную роль.

Подводя итог, хочется сказать следующее. Те, кто называет «Севастополи» неполноценными кораблями, несколько торопятся. Первые русские дредноуты стали воплощением определенных концепций, родившихся в результате тщательного изучения опыта Русско-японской войны. В чем-то они своих одноклассников превосходили, в чем-то уступали. Да, те тенденции, которые были заложены в основу проекта «Севастополей» разошлись с путем, по которому двигалось мировое кораблестроение в дальнейшем. Поэтому кстати, и линкоры Англии и Германии в неофициальных «рейтингах» всегда выглядят лучше российских. Однако, тем не менее, совокупность заложенных в эти корабли решений, вкупе с подготовкой их экипажей вполне позволяют на равных сравнивать их с лучшими зарубежными аналогами. Окончательную оценку этим кораблям мог бы дать только реальный морской бой, но такой возможности история нам не предоставила.

P.S. Основной материал — статья Дмитрия Сергеевича Половинкина (взято из его ЖЖ — oldadmiral), как всегда, с дополнениями и комментариями.

Комментарии приветствуются! ;-)

Publication author

не в сети 5 лет

CommanderAM

Комментарии: 562Публикации: 58Регистрация: 07-11-2016